Осенний лис

— Значит, все таки, это был ты? — спросил маг. Жуга вздохнул и молча кивнул, подтверждая. — Может, ты еще чего натворил еще в последние два месяца?

— Нет, — ответил тот. — Вот разве только этот... Цепеш, граф который.

— Ах вот оно что... — пробормотал Золтан. — То-то я заметил, что в последнее время Влад приобрел довольно странные привычки! Можно было догадаться: не так уж много здесь, в стране, рыжих волос... Что ты с ним сделал?

— Не хочется рассказывать, — Жуга мотнул вихрастой головой.

— Ага... И все же мне хотелось бы узнать, как тебе удалось проделать такое. Если то, что говорят о нем, правда... Ну что ж, по правде говоря, я даже рад, что кто-то смог ему припомнить Амлас.

Жуга вскинул голову. Под кожей на его лице заходили желваки.

— Так там был... он?!

— Он, он. А ты не знал?

Травник не ответил. Амлас, где тридцать тысяч непокорных горожан остались умирать на кольях...

— Не знал, — сказал он наконец. — А знал бы, так наверное прибил бы, как гадюку.

— Сейчас он в Бухаресте, собирает ополчение.

— Что?!

Золтан Хагг откинулся на спинку кресла. Покачал рукой вино в бокале.

— Кто мы такие, чтоб об этом рассуждать? — задумчиво сказал он. — Владислав Цепеш дважды был у власти, и каждый раз у него находилось множество новых сторонников. Кто поручится, что третьего раза не будет? Даже в те времена, когда турки оставляли Валахию в покое, обязательно находились какие-то новые враги, и требовалась сильная рука. Равно, как и теперь. На господаря надежды мало, Ватикан слаб, монашеские ордена хиреют, распадаются. Почти что десять лет мира, и вдруг... Ума не приложу, что подвигло султана развязать войну. — Он поднял взгляд на травника. — Так ты забираешь меч?

— Не знаю, — Жуга потупился. — Я не воин. Мне никогда не быть средь тех, чей образ жизни — смерть. И в городах я не живу. Почему я должен вам помогать?

Колдун вздохнул. Глотнул вина.

— Ты прав. В горы турки не полезут. В горах земли — на полвершка, ни вспахать, ни засеять. Вы там только овцами и живы. Предгорья и долины — вот что их сейчас влечет. Города потом сами сдадутся, когда придет голод. Озимые уже взошли — там же поля, сады. Лучшие в стране виноградники. Каэр белое, ваго, сэмулаш, флоричика... тебе это ничего не говорит? Я мог бы долго перечислять. А деревни пустуют, многие сгорели.

Бертольд почувствовал, как рот его наполняется слюной только от одних лишь перечисленных магом названий. Вина были более чем известные. Он потянулся за своей кружкой и обнаружил, что она пуста. Влана, досадливо сморщившись, толкнула монаха локтем. Маг, углядев его движение, великодушно кивнул на графин. Бертольд долил себе вина и приготовился слушать дальше.

Жуга молчал.

— Ты забираешь меч?

— Ну, даже если заберу, ты все равно мне не поверишь. А ну, как выброшу его в ближайшую канаву?

— Не выбросишь, — маг поднял руку с зажатым в кулаке браслетом.

Жуга схватился за запястье.

— Яд и пламя! Как...

— Вот так, — маг усмехнулся, повертел браслет в руках. — Редкая вещица, не правда ли? — Он тронул пальцами подвески. — Интересно, что будет, если оборвать вот эту? Или... эту?

Жуга завороженно наблюдал за блеском камня. Облизал пересохшие губы. Потупился.

— Отдай, — сказал он глухо. — Прошу тебя. Я заберу этот чертов меч, только отдай.

— Конечно, заберешь, — кивнул волшебник. Пальцы его сжали одну из подвесок. — А чтоб ты не забыл, я малость помогу.

И маг сорвал подвеску. Помедлил, глядя на Жугу. Разжал кулак. Зеленоватый порошок рассыпался в ладони мягкой горкой.

— Пыль, — сказал негромко Золтан и вздохнул. — Прах, пепел — вот цена любому колдовству... Ты знаешь старые стихи?

Война в лесах и городах,
Пожар ее горяч и светел.

Кого она растопчет в прах?
Чей по ветру развеет пепел?

Он дунул на ладонь, и пыль, взметнувшись вверх, растаяла в каминном дымоходе.

* * *

Отправиться задумали под вечер. Жуга сидел под деревом, бездумно теребя подвески на браслете, когда Бертольд с берестяным ведром в руках вынырнул из чащи вечереющего леса и направился к нему.

— Эгей, чего ты там засел? — окликнул он Жугу. Махнул ведром. — А я тут вон, гляди — грибков набрал. Нажарим!

Жуга лишь кивнул, думая о своем. Отросшие рыжие волосы травник зачесал на затылок и связал ремешком в пучок.

— На мага хочешь быть похожим? — Шварц уселся, вывалил грибы и вынул нож. — Ну-ну. Напрасно, брат, стараешься, скажу я тебе. Думаешь, это конский хвост? Ха! Это у тебя лисий хвост! — он рассмеялся и потряс головой. Очистки так и сыпались с ножа. — Люблю грибы. Бывало в детстве поутру как сбегаешь в окрестный лес, к полудню наберешь, то-то славно! Вообще люблю поесть. Меня, помнится, и настоятель постоянно за это ругал. Смотри, говорил, Бертольд, чревоугодие есть грех, и смертный при том. А все равно пожрать люблю.

...Под белое вино грибы сметали в два счета, хоть и нажарили их перед тем большую сковородку — хоть сытная на вид была грибная снедь, а все ж таки пустая. Жуга опять устроился под деревом вздремнуть, монах же с Миланом завели ленивый разговор.