Осенний лис

Спутник его казался помоложе и победнее, и если первый в своем зеленом жупане и мехом подбитом плаще выглядел этаким франтом, то второй был одет не так броско, зато добротно, как одеваются для дальней дороги местные крестьяне или горцы. Шел он, опираясь на посох и слегка прихрамывая, нес за спиной потрепанную котомку. Из-под черной, катаной, самого простецкого фасона шляпы выбивались спутанные пряди рыжих волос.

Эти двое, похоже, были в пути уже не первый день, пробираясь не то в Равенцы, не то в Галлен: дорога — укатанный санный проезд — могла завести и туда, и туда, и поскольку до развилки было еще далеко, то повстречавшись, оба шли вместе, сведенные зимой, судьбой и дальнею дорогой, да может, еще тем странным зудом, что круглый год уводит прочь из дома охотников, бродяг, поэтов и воров.

В это время года здесь было мало дичи и нечего было красть.

Жуга — так звали рыжего странника, или, по крайней мере, так он сам себя называл.

Поэт звался Вайда.

Была зима. Бесцветная, равнодушная, не очень холодная, но такая буранная, такая обильно-снежная, что старики в деревнях только диву давались, глядя поутру в окошко — не могли они припомнить такой зимы, сколько ни ворошили в седой усталой памяти долгий свой век. И летописи молчали, а если и не молчали, то отсылали в прошлое так далеко, что сомнение брало — полно! да было ли это? И неужто жили люди в ту пору? — качали головой старики и лезли обратно на печь, кряхтя недужно.

Наконец, бородач отсмеялся.

— Срезал ты меня, Жуга! — молвил он, утирая выступившие слезы. — Ох, срезал! Не о чем жалеть, значит? Да... И все равно — до чего же удивительная пора! Вот, послушай-ка...

Спят осины и березы.
Убаюканный морозом
Больше не журчит ручей.
Разноцветье облетело,
Только изредка на белом
След, и тот — не ясно, чей.

— Здорово, — одобрил Жуга. — Сам придумал?

— Ага... Ого, гляди-ка! — Вайда неожиданно остановился. — А вот и след... Что скажешь, а?

Жуга подошел ближе и нагнулся рассмотреть. Снял шляпу, взъерошил пятерней волосы на затылке.

— Ну, этот-то след, как раз, очень даже понятно, чей.

— Да я не об этом! — отмахнулся тот.

— Я понял, что не об этом... — кивнул Жуга.

Мела поземка, но свежий снег на обочине, еще белый и рыхлый, тронула легкой походкой чья-то маленькая босая нога.

— Нешто человек? — поразился Вайда.

— Да вроде бы... — несколько неуверенно согласился Жуга. — Ребенок, наверное, или девчонка... Других ты не видел следов?

— Нет... Что за притча! И охота же кому-то вот так — босиком по снегу!

Жуга выпрямился и огляделся окрест.

Белые, укрытые снегом поля были пусты — ни кустика, ни деревца, ни человека, ни зверя, лишь далеко впереди темнела опушка зимнего леса.

— Никого?

— Никого.

— Ну, дела...

Потоптавшись, оба переглянулись, пожали плечами и молча двинулись в дальнейший путь.

Смеркалось.

Ближе к ночи совершенно неожиданно потеплело. Небо затянула сизая облачная пелена. Большими пушистыми хлопьями повалил снег. Вскоре двое приятелей добрались до леса. Ветру сюда пути не было, снег падал чинно, степенно и мягко кружась. Побродив окрест, Жуга облюбовал небольшую поляну, Вайда выбор одобрил, и решили заночевать прямо здесь. В темноте расчистили место, из-под седой разлапистой ели надергали сушняка, и вскоре под котелком заплясал, зябко похрустывая дровами, робкий зимний костерок.

Вайда расположился поудобнее, стянул, покряхтывая, сапоги, и поставил их ближе к огню; посмотрел с неодобрением на свои сбитые, в мозолях, ноги и полез в сумку за провизией.

Жуга в свою очередь развязал мешок, повытаскивал каких-то засохших, узлом скукоженных кореньев. Вынул нож, искрошил в котелок два-три корешка, задумался на миг и добавил еще. Вода вскоре закипела, приобрела неприятный бурый цвет. Жуга размешал варево, ловко подцепил котелок и поставил его на снег. Помахал рукой, сморщился.

Вайда нерешительно покосился на остывающий взвар, понюхал и скривился:

— Это что... вот это — пить?

Жуга усмехнулся:

— Полощи.

— А-аа...

Рифмач придвинулся поближе, взял протянутую другом берестяную кружку, зачерпнул и подождал, пока не остыло. Попробовал, выплюнул. Еще раз и еще.

Жуга поворошил прутиком костер, глянул выжидательно.

— Все еще болит?

— Вроде, как потише...

— Зачерпни еще... да погоди ты — горячо...

— М-мм... Слушай, а ведь и впрямь — помогает!

— Ну, так... — понимающе усмехнулся тот.

В котелке убыло. Вайда потянулся было снова, да передумал и отложил кружку.

— На завтра решил оставить?

— Ага.

— А чай где заваривать? Выливай, ну его, к лешему...

Натаяли свежего снега, засыпали чаю. На расстеленном платке разложили хлеб, две-три луковицы, тугое кольцо копченой колбасы. Некоторое время молча жевали, прихлебывали, обжигаясь, прямо из котелка. Вайда, заметно повеселевший, ел вкусно, с охотой. Откинулся на одеяле.

— Ух, хорошо... Ну, спасибо тебе, друг Жуга, ох спасибо! Мне ведь, право слово, спасу от этого зуба не было. Знаешь, как крючило!

— Ну, так вырвал бы его — и дело с концом. Чего волынку-то тянуть?