Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

— У нас так не делается.

— А ты предложи.

— Хорошо, предложу… Лёша!

— Да?

— По поводу Пархома…

— Есть новости? Он вылез из берлоги?

— Пока нет. По-прежнему не выходит из банка. Но скоро выйдет. Мой человек в аэропорту сообщил, что заказан авиабилет на его имя. Вылет сегодня вечером в шесть пятнадцать местного.

— И куда собрался лететь наш подопечный?

— Пока в Москву, а куда дальше, не знаю. Но, думаю, в Германию. У Пархома открытая виза в неметчину, и дом в пригороде Берлина. Хотя могу и ошибаться. Ему с его бабками всюду — дом родной.

— Нельзя допустить, чтобы он улетел.

— Это ясно. И я кое-что предпринял. Подъезжай часикам к трём к профилакторию.

— Будем перехватывать по дороге в аэропорт? А что не у выхода из банка? Вдруг он другой дорогой поедет?

— Другой дороги нет, ты что, не знаешь? Только объездная с октября месяца функционирует. Мэр задумал в зиму на главной трассе полотно ремонтировать. Когда же ещё асфальт класть, как не зимой? А у банка нельзя. Центр города. А если Пархом пальбу устроит? Нет, у банка никак нельзя. Но я и там своих людей поставил, на всякий случай. А у профилактория — самое то. Мимо него Пархом никак не проедет. Да и пост ГАИ там, а на посту, кроме капитана, водителя «Волги» и двух сержантов-гаишников, три моих опера. Возьмём голубчика, как миленького. Ну? Что молчишь?

— Какое-то нехорошее у меня предчувствие…

— Ты что, Лёха, не доверяешь моему профессиональному опыту?

— Ну, а если он всё-таки проскочит?

— А если проскочит, мои люди его в аэропорту встретят.

— Ты, что, все ментовские силы задействовал?

— Только самых верных… Значит, усёк? В три часа.

— Буду даже раньше.

— Кутузку подготовил?

— Сейчас займусь этим вопросом. До встречи, — Сидоров захлопнул крышку телефона и сказал Окрошке и Бирюку: — Значит, так, господа террористы, вам я доверяю самую главную часть нашей акции — организацию временного содержания Пархома в нашем бомбоубежище. Вести его в СИЗО нельзя, выйдет.

— Ясен пень, — согласился Окрошка, — а что? Из бомбоубежища он никуда не денется. Вот только тюремщиком я никогда не был и сам в тюрьме не сидел. Не знаю, как там у них что устроено. Но это ничего. Консультант имеется. Ёшкин кот его зовут.

И Окрошка исподлобья посмотрел на Бирюка.

Пархом прохаживался по спецпомещению банка, поглядывая то на циферблат часов, то на мониторы камер наружного видеоконтроля.

— А может, выдать чеченам их деньги? — осторожно предложил Андрон Усков, сидевший в мягком кресле и хрустящий чипсами, — Чего напрасно рисковать? Вроде их нет нигде, но вдруг они где-то затаились и тебя поджидают? Ты из банка выйдешь, а они… Позвони Шамилю, пусть приедут. Не такие уж большие деньги.

— Ты же им всё выдал.

— Не всё. Сам знаешь, не всё, что они требовали. Только Шамилю и восьмерым боевикам. А компенсацию за мёртвых?

Пархом выкинул вперёд в сторону компаньона левую руку со сжатым кулаком и ударил правой по бицепсу.

— Вот их мертвецам! Знали, на что шли!

— Но по контракту…

— Посрать мне на контракт! Да не ссы, Андрон, нет их, уехали в Ичкерию с федералами воевать. Знаю я их! Потусовались у дверей банка двое суток, погыркали, поняли, что ловить нехрен, и свалили.

— А что же ты всё время на мониторы смотришь? Боишься, что…

— Я?! Я боюсь? Это моя страна, и я в ней хозяин! — с пафосом и злостью произнёс Пархом, — А не какие-то зверьки бородатые. Мне ещё кто-то диктовать свои правила будет? Вот! — Пархом вновь изобразил неприличный жест, — Здесь я правила устанавливаю.

— Извини, Макс. Я не то сказал.

— Ладно, — примиряющим тоном сказал Пархом, — ты мне лучше, вот, что скажи — ты лимон в тайник положил?

— Конечно. Как ты велел, в тот же день.

— Ну, и зря. Да, ладно, пусть там пока полежит. Не прокиснет. А по поводу моей доли активов… не думаю, что я долго в чужом фатерлянде отдыхать буду. Вернусь, когда всё уляжется, будем с тобой дальше бизнес двигать. Кое-какие задумки имеются… — Пархом вспомнил о своей идее организовать горнолыжный курорт и мечтательно ухмыльнулся. Потом снова посмотрел на мониторы и сказал: — вернусь. У ментов на меня ничего нет.

«Вот, ж на кого у них действительно ничего нет, так это на меня, — подумал Усков, — и лучше бы ты, так называемый компаньон и друг детства, как можно дольше не возвращался на Родину, или вообще навсегда остался за границей. А ещё лучше…»

У Ускова вдруг похолодело внутри и стало страшно от внезапно пришедшей мысли. План созрел молниеносно. Пархом что-то говорил, но Андрон Ильич слушал его вполуха. Он размышлял о том, что сделает в ближайшее время, и его холодный страх постепенно уходил, вытесняемый более тёплыми мыслями о будущем, о работе банка без Пархома и о своём собственном существовании без «друга детства». Закончилось детство, и уже давно закончилось. Пора решаться на взрослые поступки. Андрон всегда понимал, что с Пархомом его дальнейшая жизнь — череда потрясений и постоянных страхов за свою жизнь и свободу, а без него… Без Пархома, но с его долей банковских активов!..

Андрон Ильич даже зажмурился от весело заплясавших в черепной коробке мыслей и радужных планов.