Осенний призрак

«Я пришел на вечеринку, ты была там. Я помню Фредрика, он слишком много пил и высоко задирал нос. Я как будто перестал существовать для тебя. Ты даже не смотрела в мою сторону, и это сводило меня с ума. Я пил, стараясь забыться, я танцевал, обнимался с разными девицами, каждая из которых хотела меня. Потом я взял с собой в машину Ясмин, девушку, учившуюся с тобой в одном классе, только для того, чтобы заставить тебя ревновать.

Я хотел почувствовать себя хозяином положения, поэтому и сел за руль, остальное не имело для меня никакого значения. А потом, в поле, на снегу, залитом кровью, я умолял Юнаса Карлссона сказать, что за рулем сидел он, и пообещал ему за это весь мир.

И знаешь, он сделал все так, как я просил. И я понял, что смогу получить в этой жизни все, что пожелаю, если буду достаточно беспринципен и беспощаден. И тогда наконец замолчат газонокосилки, преследующие меня во сне.

И только ты одна оставалась теперь для меня недоступной, Катарина. Как и я для тебя. В ту новогоднюю ночь я умер и заново родился».

Катарина видит снимок разбитого автомобиля. Вот похороны, девушка в инвалидном кресле. Потом перед ней возникает фотография какого-то человека на офисном стуле, сидящего к ней спиной. Снимок за снимком — перед ее глазами проходит чья-то жизнь.

«И когда я купил Скугсо, — продолжает голос, — я хотел вдохнуть жизнь в то, что давно уже умерло. Но это было более безнадежное предприятие, чем поиски философского камня.

Я стоял в воротах, к которым не решался приблизиться столько лет. Я бродил по комнатам, раздевшись по пояс, я кожей чувствовал холод этих каменных стен».

Снимки исчезают. Перед Катариной зеркало, она видит свои глаза, на которые наворачиваются слезы.

59

Линчёпинг, март и далее

Йерри прислоняется к стене в комнате, освещенной люстрой на сто три свечи. Он чувствует кожей шероховатый и острый камень, поворачиваясь к нему то спиной, то грудью. Эта стена похожа на поверхность далекой враждебной планеты. Прямо перед ним висит картина, изображающая женщину и мужчину с кремом для загара в руке.

Йерри ходит из комнаты в комнату, их здесь бесконечное множество. И еще в замке много телефонов. Йерри садится у стены и, глядя на украшающее ее живописное полотно, повторяет про себя номер Катарины, как мантру. Она так и не позвонила ему — должно быть, злилась за то, что он купил Скугсо. Но и Йерри не стал возобновлять старые отношения. Вместо этого он всерьез занялся своим новым приобретением: для работ в замке нанял мастеров самых разных специальностей, пересмотрел контракты с крестьянами-арендаторами. Он ездит в Линчёпинг к проституткам, которых отыскивает в Интернете; нередко это женщины средних лет, готовые сами платить деньги за удовлетворение своих невероятно высоких сексуальных запросов.

Вечерами, а иногда и по утрам, он выезжает осматривать свои владения: черный осенний ландшафт, пустые поля с одинокими деревьями и домами — землю, связанную с его прошлым, настоящим и будущим.

Временами ему чудится странный зеленый свет, отражающийся в воде замкового рва. Он установил по его берегам зеленые фонари, как бы в ответ на это странное явление природы.

Иногда Йерри стоит у ворот и ждет, не покажется ли ее автомобиль, не раздастся ли телефонный звонок. Но все напрасно. Сам он никогда не решится приблизиться к Катарине еще раз — его удерживает страх, который он не в состоянии переступить.

Как-то раз Йерри получил странное письмо, написанное от руки. Он читал его на кухне ранним осенним утром, когда за окном лил унылый холодный дождь. Прочитав, скомкал листок, решив про себя, что пора наконец со всем этим покончить.

60