— И что вы думаете?
— Может, все так и было, но теперь это уже не имеет никакого значения.
— И раньше вы об этом не знали?
— Я понимаю, куда вы клоните. Нет, не знала. И всю прошлую неделю я провела здесь, с Ясмин.
Женщина в инвалидном кресле громко стонет, и лицо ее искажает гримаса боли. Ингеборг прикладывает салфетку к губам дочери, а Малин думает о том, какой симпатичной была, должно быть, Ясмин лет двадцать с лишним тому назад.
— Вы не помните, знала ли Ясмин Йерри Петерссона до того вечера? — спрашивает Малин. Этот вопрос словно удочка или невод, которым Малин надеется выудить из глубин памяти Ингеборг что-нибудь полезное для расследования.
— Не думаю, — отвечает мама Ясмин. — Она никогда не называла этого имени. Хотя что взрослые знают о жизни подростков?
— А с братом и сестрой Фогельшё она была знакома?
— С Катариной Фогельшё они учились в параллельных классах, хотя вряд ли дружили.
— То есть вы ничего не можете рассказать нам о той ночи, — подводит итог Харри. — И вы не знали, что за рулем, скорее всего, сидел Йерри Петерссон.
— Откуда мне было знать? — спрашивает Ингеборг. — Уж не думаете ли вы, что Ясмин что-нибудь рассказала мне?
В окно барабанят крупные дождевые капли.
— То, что случилось, хранится где-то глубоко в памяти Ясмин, — продолжает Ингеборг. — И в ее снах.
Автомобиль пересекает болотистый эстергётландский ландшафт, за окнами мелькают безлиственные леса, пустынные поля, серые поселки.
Харри крепко держит руль. Малин переводит дыхание.
— Ведь это ты просил Свена поговорить со мной? — спрашивает она, сделав глубокий вдох.
На мгновение Мартинссон отрывает взгляд от дороги. Потом смотрит на нее и кивает.
— Ты будешь ругаться, Малин? Но ведь я должен был что-нибудь сделать.
— Но ты мог бы сам поговорить со мной.
— Конечно, Малин, конечно. Только стала бы ты меня слушать?
— Ты предпочитаешь действовать за моей спиной?
— Для твоей же пользы.
— Ты обманываешь не только меня, Харри, я не одна такая. Подумай, что ты теряешь.
Харри снова отрывает взгляд от дороги и смотрит на Малин. Его зеленые глаза постепенно теплеют.
— Каждый из нас в чем-то да грешен, — говорит он.
— И ты грешишь не меньше меня, — заканчивает его мысль Малин.
Оба замолкают, слушая гул мотора. Форс глотает, подавляя приступ тошноты.
За несколько миль до границы Линчёпинга раздается телефонный звонок. На дисплее незнакомый номер.
— Да?
— Это мама Андреаса, — Малин слышит в трубке голос Стины Экстрём.
— Здравствуйте, как вы?
— Как я?
— Простите, — Малин извиняется за явно неуместный формальный вопрос.
— Вы спрашивали меня, есть ли мне что сообщить вам об Андреасе и той аварии. Не знаю, насколько это вам интересно, но я вспомнила одного мальчика, с которым мой сын дружил еще до гимназии. Его звали Андерс Дальстрём. Они общались и после того, как мы переехали в Лингхем. Мой сын опекал Дальстрёма, насколько я помню. Правда, в старших классах они учились в разных школах, поэтому виделись реже. Я помню Дальстрёма на похоронах. Похоже, он очень тяжело переживал смерть Андреаса.
— Вы знаете, где он сейчас?
— Думаю, он до сих пор живет в городе, хотя я очень давно не видела его.
— Значит, они дружили?
— Да, особенно в начальной школе.
Стина замолкает, но что-то подсказывает Малин, что еще не время класть трубку.
— Тогда мы все разозлились, — продолжает женщина. — Родители Ясмин тоже. Ведь и они, по сути, потеряли своего ребенка. Но злоба бесплодна. Наше отношение друг к другу — вот единственное, что всегда важно, я так думаю. И здесь мы можем выбирать между сочувствием и равнодушием. Все так просто.
45
«В расследовании надо уметь слушать голоса, Малин, и следовать за ними. Пусть даже в самые мрачные уголки эстергётландского леса, если они зовут туда. Хватайся за любую соломинку».
Густой лес вокруг Малин и Харри такой же бесцветный, как и небо над ним. Сейчас мир как никогда лучше приспособлен для дальтоников. А на земле лежит черная листва, утратившая яркие осенние краски. В воздухе витает запах тления, ощущавшийся еще в машине, стойкий и зловещий.
Малин видит маленький одноэтажный домик возле рощицы в нескольких километрах к югу от поселка Бьёрсетер. Темно-красная краска в свете бледного осеннего солнца кажется выцветшей от бесконечных дождей.
Андерс Дальстрём — последний из всплывших в расследовании голосов. Малин еще не знает, что он значит.
«Следуй голосам, пока они не смолкнут. Продолжай следовать им и после этого, и тогда, может быть, ты будешь вознаграждена: ты услышишь, как они связаны между собой, как согласованы. Ты узнаешь правду».
«Правда, — вот чего ждут от нас люди. Ни больше ни меньше, — думает Малин. — Как будто она сделает их менее пугливыми».
«Вольво» останавливается на усыпанной гравием площадке перед домом. Возле гаража припаркован красный «Гольф». «Внутри замка Скугсо свободно разместились бы три десятка таких домов», — замечает про себя Малин.