Осенний разговор

Как это объяснишь? Ведь стар как мир пейзаж:

Антониев форпост, храм, Конские ворота…

Ну разве что галдит чуть больше нищих сирот,

у торжища сойдясь, да царственнейший Ирод

на стенку лезет. Все, похоже, ждут чего-то.

Раздачи карточек? Спецпропусков на пляж?

О чем там ссорятся под смоквой два зелота?

Жара спадает. Ночь, контрастная, как Вийральт,

de facto отдает прохладу, что in toto

ей удалось скопить – но, впрочем, баш на баш, —

сама забрав тепло у этих тел, от пота

тускнеющих… Талант зарытый будет вырыт:

вон движется звезда – волхвы дойдут в два счета.

А что ж История? Ей выходить в тираж.

«Ну вот мы и вместе, спасибо судьбе…»

Ну вот мы и вместе, спасибо судьбе.

(Я сам по себе, ты сама по себе.)

Постель и расходы одни на двоих.

(Тебе ли до бед моих, столько своих.)

Кругом восторгаются: что за чета!

(Не тот стал, вздыхаешь? Ты тоже не та.)

Мы даже похожи с тобой, говорят.

(Что может быть горше, чем этот разлад?)

Какая любовь! Словно два голубка.

(Дай боже нам выбраться из тупика.)

Aurora borealis

Философия бабочки-однодневки,

о хрупкая стройность ее антиномий,

о эта выверенность баланса

жизни и смерти.

Стоит только выйти на Невский,

сразу становишься невесомей,

словно впервые тяжелый панцирь

скинул. Умерьте

восторг облегченья – вам жить осталось

полчаса, отведенные ночи

одной зарей до прихода новой

(цитирую вольно).

Пусть вас не тревожит страны отсталость,

долг невозвращенный и кто был зодчий

Исаакия – бабочкой в то окно вам

влететь довольно,

чтобы вдруг ощутить свою легкокрылость

и притягательность стосвечовой

лампочки, спрятанной абажуром,

как лепестками

яркий пестик, – и все открылось:

рискни, пожалуй, пыльцой парчовой,

один удар – и крылом ажурным

загасишь пламя.

Воспоминание о холодной зиме

После исключения из Союза писателей Ахматовой было выдано удостоверение, где в графе «профессия» значилось «жилец».

Облезлая железная кровать.

Протертое худое одеяло.

За дверью молча тишина стояла,

других гостей не время зазывать.

Свободна у окна сидеть впотьмах.

Спуститься вниз. Сварить картошку в миске.

Свободна превозмочь животный страх

и отстоять, как все, в очередях,

чтоб услыхать: «Без права переписки».

Жаль, из свободы шубу не сошьешь.

Но можно и в пальто. Пока втерпеж.

Вы только не звоните, и не надо

при людях заговаривать со мной,

и апельсинов или шоколада

вы мне не приносите, как больной.

Я умерла. Воспользовалась правом

определить свой собственный конец.

Поэт на этом свете не жилец.

А впрочем, трудно спорить с домуправом.

Книга Песни Песней Соломона Главы-сонеты