Осенний трон

– Мы посылаем вам брата Джона де Валерана, который был свидетелем тому, что с нами происходит, и который способен поведать вам о нашем положении. Верьте ему в том, что касается его рассказов. Тем не менее милость Господа пребывает с нами даже более, чем он в силах сообщить вам.

– Что ты имеешь мне рассказать? – спросила Алиенора. – Как я понимаю, эти сведения невозможно было доверить пергаменту.

Джон с поклоном отвечал:

– Воистину, госпожа, король счел, что их лучше сообщить вам устно, чем излагать на бумаге. Он велел сказать, что право наследования определено и должно исполняться. Было достигнуто соглашение, которое не может быть отменено. Он велел предъявить вам вот это как доказательство. – Посланник вынул из кошеля перстень и протянул королеве.

Насколько позволяло Алиеноре слабое зрение, она разглядела, что это перстень с личной печатью, похожий на тот, что был у Ричарда, с красной геммой. У ее сына Жоффруа тоже был такой.

– Чей это перстень? – уточнила она.

– Артура, графа Бретани, – бесстрастно ответил Валеран. – Мне поручено сообщить вам, что все улажено и что король отныне полновластный правитель во всех своих землях. Вам больше нет нужды беспокоиться об этом.

Алиенора вертела в пальцах перстень и пыталась понять, что на самом деле совершил Иоанн. Несомненно, что-то произошло, скорее всего – с Артуром, и произошло не случайно, а по умыслу, иначе Валеран так бы и сказал. У нее не было сил выпытывать подробности, тем более что правды она все равно не узнает, а если и узнает, то будет жалеть об этом. Судя по осторожным манерам этого клирика из числа шпионов Иоанна, следует предполагать худшее. Он ничего ей не откроет, и давить на него бессмысленно. И выходит, новость не имеет никакого значения, лишь создает еще одну удобную ложь. Поскольку разбираться в этом она не в состоянии, нужно просто закрыть на это глаза.

Алиенора вернула клирику перстень и потерла руки, словно смывала с них что-то.

– Благодарю, – сказала она. – Оставлять у себя это кольцо не хочу. Можешь идти.

Он поклонился и ушел, не менее королевы довольный их скорым расставанием.

Рихенза в задумчивости кусала губы:

– Бабушка, что все это значит?

Алиенора повернулась к ней:

– Думаю, ты сама обо всем догадываешься.

На лице внучки отразилось потрясение.

– Но что, если…

– Я не желаю это обсуждать, и если ты разумная девушка, каковой я тебя всегда считала, то не будешь задумываться об услышанном, – твердо оборвала ее Алиенора. – Я больше ничего не решаю и поделать ничего не в силах, тем более что, по всей видимости, дело уже сделано. Могу только молиться о тех, кого оно коснулось. Если ты не способна забыть об этом, держи мысли при себе и не говори на эту тему. Мир – жестокое место, где каждый день происходят ужасные вещи. Будь благодарна за то хорошее, что нам даровано. – Она поманила ее к себе. – Иди-ка сюда, помоги мне встать. Я хочу погулять в саду.

Алиенора с трудом поднялась с кресла. С одного бока ей помогала Рихенза, с другого – трость. Много раз она клялась себе, что никогда не будет пользоваться этой штуковиной, и держала слово вплоть до позапрошлой зимы, но в конце концов капитулировала – ей стало слишком тяжело ходить от своего жилища до церкви аббатства. Иначе ее пришлось бы носить, а этого она не потерпела бы. Каждый день, если была хорошая погода, королева старалась выйти на прогулку, но получалось это все реже. Зрение ухудшалось, ей приходилось почти во всем полагаться на Рихензу и Бельбель. Каждый шаг был путешествием от скамьи к скамье, от отдыха к отдыху. Но если сосредоточить все внимание на том, чтобы поставить одну ногу перед другой и сохранить при этом равновесие, тогда мыслям о неприятном посетителе с его новостями почти не останется места в голове.

Уильям Маршал стоял в нефе большой церкви. Декабрьская стужа превращала его дыхание в пар. В прозрачном бледном свете, падающем через окна, багряно-красный оттенок его плаща контрастировал с подкладкой из беличьего меха. Перчатки и мягкую шляпу он засунул за пояс. Уже несколько минут Уильям смотрел на завершенные надгробные памятники королю Генриху, Ричарду и Иоанне, преклонившей колени у ног отца.

– Удивительное сходство, госпожа, – сказал он Алиеноре. – Они действительно выглядят так, словно заснули лишь на одну ночь, а не навсегда.

– Этого я и добивалась, – кивнула Алиенора. – Пусть они мертвы, но теперь люди могут прийти и увидеть их каменные изображения, подивиться и отдать дань уважения.

О прибытии Маршала в аббатство ей сообщили, когда она находилась здесь, в церкви, сидела перед надгробиями в кресле, которое установили для нее и в котором королева проводила все больше времени.