Осенний трон

В последующие недели Алиенора пришла к выводу, что Бельбель – это настоящий подарок судьбы. Девушка оказалась живой, умной и чуткой. За шахматной доской она была достойным противником, игре отдавалась целиком и не считала необходимым проигрывать королеве. Прямодушная по характеру, она тем не менее знала, когда надо промолчать, и проявляла такт, если того требовали обстоятельства. Белошвейка с такой же готовностью сидела и тихо шила вместе с Амирией, с какой молилась в церкви или сопровождала Алиенору на верховых прогулках.

Но главным искусством Бельбель было ее умение превращать кусок ткани в прекрасное одеяние. Благодаря точному крою и аккуратным строчкам она создавала изысканные наряды, которые неизменно приводили королеву в восхищение. Бельбель умела так заложить складки и разместить кружева, что казалось, будто Алиенора и вправду помолодела на пару десятков лет, вновь обрела точеную фигуру с узкой талией и высокой грудью. В новых платьях она ощущала себя сильной и привлекательной – такой, какой когда-то была. И все-таки что-то смущало ее.

– Не понимаю, почему король вдруг осыпал меня такими роскошными подарками, – призналась она Бельбель, которая, стоя перед Алиенорой на коленях, подворачивала подол своего последнего творения – платья из зеленого шелка с золотым орнаментом. – У него должен быть какой-то скрытый мотив.

– Возможно, он считает, что пора наладить между вами отношения, – предположила швея.

Алиенора пыталась найти в словах Бельбель тайный смысл. Та почти не рассказывала о том, как ей удалось получить заказ на пошив котты для самого короля, – упомянула только, что ее порекомендовали Генриху другие клиенты.

– Ты слышала, как он говорит об этом?

Бельбель воткнула в ткань серебряную булавку и отклонилась назад, оценивая результат.

– Нет, госпожа, но мне показалось, что ему одиноко.

– Одиноко? – переспросила Алиенора.

– У него есть придворные и приближенные, но их общество не то же самое, что общество королевы. Порой король выглядит таким потерянным…

Алиенора отошла к окну, чтобы посмотреть на серый сентябрьский день.

– Простите меня, госпожа, что позволила себе лишнего.

– Ничего. – Алиенора покачала головой. – Я просто размышляю над тем, что ты сказала.

Генрих как заблудшая душа. Алиенора часто призывала на его голову всевозможные проклятия. Однако в последнее время тугой узел ненависти внутри ее слегка ослаб. Если супруг подумывает о примирении, то, возможно, ей тоже имеет смысл пойти на какие-то уступки. Еще несколько месяцев назад она и мысли такой не допустила бы, но жизнь не стоит на месте. Паралич превратил Людовика в немощного старика. Прибыла Бельбель с сундуками, полными роскошных вещей. Жоффруа женился на Констанции Бретонской, и, скорее всего, у молодой пары вот-вот появится первенец. Время, словно кисть: оно размывает и закрашивает то, что когда-то на холсте жизни выступало отчетливо.

– Вот ты умная девушка. – Алиенора опять обернулась к Бельбель. – Разве тебе не приходила в голову мысль занять пустующее место рядом с королем? Разве ты не хотела бы стать его любовницей?

Бельбель поморщилась:

– Конечно, госпожа, такая мысль посещала меня, но не задерживалась дольше чем на минуту. Во-первых, у меня ничего бы не получилось – я не обладаю теми достоинствами, что ищет король. Мне слишком много лет, я слишком много знаю, слишком независимая на его вкус. Может быть, белошвейка я отличная, но это не значит, что из меня выйдет столь же великолепная любовница.

Да, она действительно умна, раз ей хватило рассудительности не добиваться столь заманчивого на первый взгляд положения. Алиенора отдавала себе отчет в том, что Генрих мог прислать Бельбель в Сарум для того, чтобы иметь здесь свои глаза и уши. Только это мало что меняло – королевских шпионов в замке предостаточно. А слова Бельбель и в самом деле дали ей пищу для размышлений.

С наступлением сумерек Алиенора отправилась в часовню, но едва она приступила к молитве, как к ней с визитом явился Джоселин, епископ Солсберийский. Он состарился на королевской службе, и годы его не пощадили. С большим трудом он опустился перед алтарем на колени; суставы руки, которой он осенил себя крестным знамением, опухли и деформировались. Епископский перстень с крупным аметистом на среднем пальце правой руки впился в истонченную блеклую кожу. Священник склонил голову в беззвучной молитве и так дожидался, пока Алиенора не закончит молиться. А потом сообщил ей о том, что из Парижа прибыл гонец с вестью: Людовик, король Франции, скончался.

– Мы молимся о том, чтобы душа его нашла покой на небесах, но не сомневаемся, что так и будет.

Алиенора ожидала это известие уже не один месяц, и все равно оно потрясло ее. Бывший супруг больше не дышит земным воздухом. В глазах у нее потемнело. Внутри словно образовалась пустота, в которую, как вода в песок, утекали все чувства.

– Упокой, Господи, его душу, – произнесла она голосом, срывающимся от внезапных, неожиданных слез.

– Дочь моя… – В старческих глазах епископа отразились беспокойство и сочувствие.