Для Жданы же, казалось, не было места ни в её сердце, ни в доме.
«Я чужая здесь», – вздохнула девушка, пытаясь проглотить сухой ком горечи в горле. Не могли излечить эту горечь ни привольные зелёные горные склоны, ни таинственная сень под еловыми лапами, ни пружинистые подушки мха под ногами, ни причудливые бороды лишайника на стволах… Ни, наверное, даже гордый гром водопада и ясная радуга, блестящая в облаке брызг под лучами солнца.
«Жданка… Что ты говоришь! – нахмурилась Млада, прижимая девушку к себе. – Какая же ты чужая, если мы нашли друг друга, даже разминувшись на смотринах?»
«А твоя родительница считает, что вместе нам не быть, – сдавленно выговорила Ждана. – Хоть ничего она и не говорит, но от её взгляда мне холодно становится. И даже тепло всех остальных от этого меня не спасает».
На несколько мгновений светлый лоб Млады омрачился думой, взгляд посуровел, остро заблестев. Размышление было недолгим.
«Не горюй, лада моя, – решительно сказала она. – Спорить с моей родительницей мы не будем, а сделаем по-своему… Если тебе плохо там, перебирайся ко мне. Правда, у меня жить не так удобно, как в родительском доме, да и скучно: застава моя – в глухомани, и голос человеческий можно услышать только в крепости, которая в тридцати вёрстах… Ну, да если и соскучишься – кольцо-то при тебе, можешь в любое время матушку, Зорьку и Рагну с малыми навестить. Миг – и ты у них».
В тот же день Млада и показала Ждане свою заставу – одинокий дом на берегу синего, как небо, озера. Роскошным убранством он не отличался, но построен был крепко и добротно, имел прохладный погреб для съестных припасов, обложенный камнем колодец и баню. Столовалась Млада в основном в крепости Шелуга – на противоположном берегу озера, и из съестного в доме имелась только мука, мёд и солёная рыба. А порой, перекидываясь в кошку, она и вовсе могла не думать о приготовленной по-человечески пище, довольствуясь пойманной в лесу добычей. Впрочем, постоянно сырым мясом она не питалась – иногда тянуло и на людские разносолы.
«С припасами – дело поправимое. Наладим. Что нам надо? Хлеб, крупа да овощи – этим можно в крепости разжиться, а остальное мы и сами добудем: в лесу дичи полно, грибов и ягод, а в озере – рыбы. Рыбку я люблю… – Мурлыкнув и по-кошачьи сощурив глаза, Млада потёрлась носом о щёку Жданы. – Поскромнее тут, конечно, чем дома-то, у матушки под крылышком, да ничего – с голоду не помрём. Лишь бы вместе быть».
Прохаживаясь по деревянной площадке перед домом, огороженной резными перилами, Ждана всматривалась в небо над верхушками деревьев. Торжественную тишину украшали, как яхонты, только голоса птиц, гулко отдающиеся эхом… Хорошее место, спокойное и величественное, таинственно-красивое. И неважно, что всё придётся делать без чьей-либо помощи: Ждане хотелось жить здесь, топить очаг в этом доме, готовить еду для Млады, вышивать ей рубашки и полотенца… О да. Пощупав мешочек с игольницей и нитками у себя на поясе, девушка улыбнулась. Можно будет совершенствоваться в белогорском шитье, применяя на деле хитрости, которым её обучала Зорица, коротать скучные дни и вплетать в узор любовь и оберегающую силу Лалады…
Причину для переселения они объяснять не стали. Крылинка нахмурилась было, но Твердяна неожиданно легко дала разрешение:
«Что ж, живите, дело ваше. Пусть Ждана сама хозяйствовать учится. Если что понадобится – пусть приходит в любое время».
Первый их совместный ужин состоял из пирога, испечённого Жданой в закопчённой дочерна печке, давно требовавшей побелки. На пирог были пущены две увесистых рыбины, выловленные Младой собственноручно… а точнее, её собственными зубами. Ждана присутствовала при этом и пришла в восторг от способа ловли. Раздевшись, Млада прыгнула в озеро и нырнула… Волны сомкнулись над ней, холодно-голубая гладь снова стала неподвижным зеркалом, отражавшим в себе вершины гор и лес, а Ждана осталась на берегу – изнывать от нетерпения и тревоги. Время шло, а Млада всё не показывалась, и к девушке подкрался сзади страх, взяв её в свои ледяные объятия. Но почти сразу отпустил, уступив место радостному облегчению: недалеко от берега над водой показалась голова Млады, а в зубах у неё трепыхалась, блестя сталью чешуи и поднимая хвостом тучу брызг, живая рыбина! Добыча была большой и тяжёлой, билась яростно, и женщине-кошке приходилось прилагать всю силу своих челюстей, чтобы её не упустить. Рассекая воду сильными руками, за десяток взмахов она добралась до берега, разжала жутковато удлинившиеся клыки и бросила рыбу на траву, после чего по-звериному встряхнулась, обдав Ждану брызгами – мокрая и прекрасная в своей наготе.
«Ох ты… Вот это да! – расхохоталась девушка, прыгая и хлопая в ладоши. – Ну ты и рыболов!»
Млада, сияя озорной незабудковой синевой глаз и обнажив в клыкастой улыбке розоватые от рыбьей крови зубы, проурчала:
«Сейчас ещё одну словлю, обожди».
Ждане казалось, что и из одной такой здоровенной рыбины получится достаточно большой пирог – такой, что целой семье за один присест не съесть, но Млада заверила: