Осенними тропами судьбы

Заикаясь, Ждана в двух словах рассказала о произошедшем. Заяц присвистнул:

— Это я удачно пещеру себе выбрал! Я даже не знал, — он кивнул в сторону лежанки, — что там кто-то есть. Куча как куча… Прелой листвой пахнет, да и с виду ничего особенного. А ты не печалься, госпожа. Ты не убила его, а душу его на волю выпустила. Душа, знаешь ли, в упырином теле мучается, заживо гниёт, а это похуже, чем когда тлеет плоть. Так что можно сказать, что спасла ты его в некотором роде… — Покосившись на игольницу, Заяц добавил: — Ты, это… госпожа, иголочки-то свои подальше от меня держи. А то… гм… Мало ли.

Ждана, поняв, спрятала игольницу. Перед её мысленным взглядом вновь встало лицо юноши, шепчущего: «Спасибо». Неужто и правда он благодарил её за освобождение своей души?

— Ну, ладно. Я ж не с пустыми руками вернулся-то, — подмигнул паренёк. — Сейчас, обожди.

Не успела Ждана вздохнуть, как он выскользнул из пещеры в лесную тьму, а когда вернулся, следом за ним спускались дети! Радятко, как всегда, суровый и серьёзный, был опоясан мечом, а Мал нёс на руках Яра, закутав его в свой кафтан. Увидев Ждану, он радостно воскликнул:

— Матушка!

Уж и не чаяла Ждана, что Заяц действительно приведёт её детей… Но вот поди ж ты — привёл, сдержал слово, и из её глаз хлынули слёзы. Подхватив Яра, она покрыла поцелуями его заплаканную мордашку, чмокнула в макушку прильнувшего сбоку Мала. Радятко, не любивший нежностей, стоял рядом, сдержанно улыбаясь, но Ждана изловчилась, притянула его голову к себе и тоже поцеловала.

Яр был каким-то заторможенным — не говорил ни слова, а взгляд его стал неподвижным, замкнутым. На ласковые попытки его растормошить он никак не отвечал.

— Ярушка, что с тобою? — встревоженно спрашивала Ждана. Не получив ответа от ребёнка, она обратилась к его старшим братьям: — Что с ним? Его кто-то обидел? Напугал?

Радятко пожал плечами, Мал растерянно посмотрел на Зайца, а тот, сняв шапку, виновато вздохнул:

— Уж прости, княгиня. Из-за меня это, наверно. Когда я ребяток твоих вызволял, пришлось перекинуться… Предупреждал их, чтоб малому глаза закрыли, но, видать, углядел он. Ничего, успокоится, отойдёт, никуда не денется.

В путь решили тронуться на рассвете, а пока ребятам нужно было отогреться, и тёплая пещера как нельзя лучше подходила для этого. Скоро у Яра проступил румянец во всю щёку, и Ждана, пощупав его лоб, нашла у него лёгкий жар.

— Будем проезжать какую-нибудь деревню — надо будет попросить сушёной малины или смородины, — озабоченно пробормотала она. — Мёд у меня есть. Сделать отвар и напоить его…

Впрочем, лекарство росло прямо перед пещерой: к их услугам была брусничная поляна с богатыми россыпями тёмно-красных ягод. Пока Мал с Зайцем наполняли ими котелок, Радятко в позе неусыпного стража задумчиво сидел на камне, поставив перед собой меч в ножнах и опершись на него, как на посох. Погладив мальчика по русым кудрям, Ждана спросила опасливо:

— Сынок, а оружие у тебя откуда?

— От Милована, — нехотя ответил Радятко. — Он пьяный был, но проснулся… Пришлось его снова успокоить… жбаном по голове.

Вернулись Заяц и Мал — с полным котелком брусники. Из ягод отжали сок и смешали с водой и мёдом, после чего этот вкусный и целебный напиток дали малышу, а остатки разделили поровну между остальными: для подкрепления сил в дорогу это было нелишне. На ночь Яра устроили под одеялом из заячьих шкурок возле самой тёплой стены. Остальным тоже нужно было где-то прилечь, и Заяц предложил натаскать ещё листьев, что и было сделано. Для матери мальчики постарались особо, соорудив пышную лиственную перину, на которой Ждана расположилась по-княжески. Мал лёг слева от неё, а Радятко — справа, положив рядом с собой обнажённый меч. Заяц прикорнул ближе к выходу.

Теперь, когда дети были с ней, Ждане стало намного спокойнее. Ради этого она согласилась бы спать и на голом камне, ничуть от этого не пострадав… Впечатления дня пёстрым лоскутным одеялом простёрлись над нею, выматывая остатки сил и не давая заснуть. Испуг, пережитый при встрече с упырём, исцелило счастливое воссоединение с сыновьями, а вот печаль о красивом юноше всё ещё давила на сердце могильной плитой. Он был совсем молод, и Ждана жалела его с родительской болью, представляя себя на месте его матери. Не исключено, что бедняжка уж давно ушла на тот свет: неизвестно, сколько времени парень пробыл вурдалаком, которые, вероятно, влачили своё существование столетиями. Несколько тёплых слезинок вновь скатилось по её щекам в темноте.