— У твоего отца не было заботы о себе, он все тосковал по тебе, боялся за тебя.
Сын оплакал отца, его бедность:
— Каким он оказался несчастливым, он, который не пожил этой счастливой жизнью! Нана, иди, я голоден, купи в городе чего-нибудь, вот у меня есть немного денег.
Он отдал ей деньги.
Она ходит по городу с утра до вечера; говорит сама себе:
— Кто увидит, что я меняю эти сто рублей, тот будет осуждать меня, скажет: «Почему бедняк вместо этого не построит себе дома?».
Она разменяла сто рублей и купила на полрубля снеди, на полрубля — напитков. А мальчик, пока мать не вернулась, бросил кольцо свое на ладонь, и пред ним предстали три арапа.
— Что угодно нашему повелителю? — спрашивают они его.
— Пусть этот дом внутри превратится в алмазный, но чтобы снаружи этого не видно было; а в комнатах пусть длинные золотые столы ломятся от снеди и напитков, а около столов пусть будут золотые скамейки для сидения!
И кошка его, и собака его были живы; от золы они стали пестрыми. Он подпустил их к золотому столу-самокату, и они наелись вволю, а потом вышли на солнце и развалились животами кверху.
С утра и до послеобеденного времени мать Одинокого бродила по городу. Возвратилась она домой, посмотрела в дверь, и в глазах у нее от удивления потемнело.
— Ой, мой очаг! Я по ошибке попала в чей-то дом!
А сын ее стоит в тени, следит за ней.
— О аллах! Это ведь наш дом: к нему ведь нет другой дороги, кроме одной тропы?! Что это может означать?
Она подошла к окну, посмотрела в него, быстро отскочила и ударилась затылком о косяк; вышла во двор, озирается. Зашла к соседке и просит ее:
— В своем ли я уме, не сдурела ли я? Покажите мне наш дом, я его не нахожу больше!
Соседка хохочет и говорит ей:
— Да потухнет мой очаг, вон твой дом!
Бедняжка опять пошла по тропе — другого прохода к их дому не было. Видит: собачка и кошка спят на солнце.
— Это наша кошка, и собачка ведь наша! Куда же мне еще войти, если бог не проклял меня?!
Она сделала два шага от двери в комнату, но в глазах ее опять все потемнело: не узнает комнаты. Сын, наблюдавший за ней, сжалился над ней и говорит:
— Что такое, нана, что ты никак не зайдешь в свой дом?
— Увы, увы, мой очаг! Откуда у нас появился этот дом?
— Бог дал, нана, бог! Что ты принесла для нас с базара?
— Я ничего больше не понимаю! Я не решалась разменять твои деньги и с утра до сих пор кружила по улицам города!
Он посадил ее на золотое кресло и завел с ней разговоры:
— Дом силен советом, — говорит он матери. — Теперь наступила пора мне и жениться.
— А, да съем я твои болезни, хорошо, если бы и у нас было что-либо такое, чтобы бурьяна в нашем дворе стало меньше!
— В таком случае иди свахой от меня к дочери алдара!
— Даже мимо него, мальчик мой, я никогда не смела пройти, — отвечает ему мать. — Как теперь я пойду к нему сватать за тебя его дочь?
— Нельзя, нана, не идти! Иди!
Ничего не оставалось ей делать. Пошла она к алдару. Подходит к нему с поклонами:
— Клянусь счастьем твоим, алдар наш! Пусть благополучие сопутствует тебе, наш мальчик сватает твою дочь!
— Ах ты, старое посмешище для людей! Разве я дочь свою воспитывал до сих пор ради тебя и твоего сына?! — и с эти-ми словами он приказал своим слугам избить ее.
Дочь алдара спустилась с башни к своему отцу и спрашивает его:
— Отец мой, за что ты сегодня приказал избить эту женщину?
— За то, что она, беднячка, осмелилась явиться ко мне, чтобы сватать тебя за своего сына.
— А зачем нужно было ее избивать? Сказал бы ей доброе слово: «Сто тысяч — мой калым; сто кобылиц совершенно вороных, сто жеребцов совершенно белых; твой дом должен быть больше моего дома; от твоего дома должна быть дорожка до моего дома, которая не должна касаться земли, а по этой дорожке должны быть расставлены сиденья для отдыха; над сиденьями должны висеть гроздья винограда. Вот тебе мой калым, и пусть дочь моя будет вам моим подарком». И ты, отец мой, сохранил бы свое благородство.
Юноша Одинокий вошел во внутреннюю комнату; сбросил свое кольцо на ладонь и говорит:
— Матери моей нужна хорошая верхняя одежда, золотые башмаки на высоких каблуках да золотой пояс!
Одевшись так, она опять явилась к алдару сватать дочь его за своего сына. Подходит опять к алдару и говорит ему:
— Эй, алдар! Пока ты не побьешь меня собачьей ножкой, до тех пор я не уйду от тебя.
— Ай, — сказал он ей, — друг мой и друг бога! Если ты сможешь заплатить калым, то я согласен выдать свою дочь за твоего сына!
— Скажи мне, каков будет твой калым? Если мы будем в состоянии, то заплатим.
— А калым наш таков: чистыми деньгами сто тысяч; сто совершенно вороных кобылиц-саулохов и сто белых жеребцов. Кроме того, дом ваш должен быть выше нашего дома; от вашего дома до нашего должна быть устроена дорожка, которая не касалась бы земли, а на ней расставлены сиденья для отдыха; над сиденьями должны висеть гроздья винограда. Это тебе мой калым. Тогда дочь моя да будет тебе моим подарком и да принесет тебе и сыну твоему радость!
— Я еще не могу дать тебе, алдар, твердого ответа, но пойду к своему сыну и передам ему твои условия.
Радуясь, она возвратилась к своему сыну.