Осетинские народные сказки

Перед Отечественной войной Институт проделал большую работу по собиранию нартовских сказаний, составлению и изданию свода нартовского эпоса.

Собирание и запись фольклорных материалов на всех диалектах осетинского языка я продолжал также и в 40-е годы.

Позднее, в 50-е годы, я привел в порядок свой фольклорный архив, переписав все материалы по годам и сказителям; большую часть их перевел на русский язык и снабдил примечаниями различного характера. В то же время я продолжал собирание и запись новых фольклорных материалов.

* * *

Осетинская сказка до последнего времени специально не изучалась. Дело ограничивалось изданием уже собранных сказок и переводом их. Из подобных изданий можно назвать следующие: Осетинские народные сказки, составители С. Бритаев и Г. Калоев. Предисловие Г. Калоева, М., 1959, 424 стр. (на рус. яз.); Осетинские народные сказки, составители С. Бритаев и Г. Калоев. Предисловие Г. Калоева, Орджоникидзе, 1960, 430 стр. (на осетинско-иронском яз.); Осетинские народные сказки, т. I, Сталинир, 1959, 720 стр.; т. II, Сталинир, 1900, 410 стр. (на осетинско-иронском яз.); Осетинские народные сказки, составитель А. Бязыров, Сталинир, 1960, 384 стр. (на рус. яз.).

Все эти издания страдают одним общим недостатком: составители сборников не соблюдали элементарных требований записи и издания фольклорных памятников, тексты подвергались стилизации.

Как я отбирал из своего фольклорного архива материалы для настоящего сборника и чем при этом руководствовался? Осетинский фольклор богат и многообразен, это признано давно. Я решил ограничить рамки сборника только сказками и отчасти легендами. Я подобрал из своего фольклорного собрания сказки разного вида и содержания и постарался, чтобы диалекты осетинского языка были представлены достаточно полно. В сборник я включил только собственные записи или такие, которые осуществлялись по моему поручению студентами или учителями. Из них дигорских — 81, иронских — 39 и туальских (южноиронских) — 5.

Все материалы сборника даются в моем переводе. При переводе я следовал той традиции, которая практиковалась в кавказоведческой литературе. Я учел и опыт Вс. Миллера, и таких фольклористов, как Б. Гатиев, А. Кайтмазов, Ф. Такоев и др., а также и свой собственный опыт при издании II выпуска «Памятников народного творчества осетин», в предисловии к которому я писал в 1927 г.: «При переводе на русский язык я старался, по примеру Вс. Миллера, Шифнера и др., как можно ближе держаться дигорского текста с той целью, чтобы перевод мог дать более ясное понятие о характере и строе дигорской речи, так как иной способ передачи текстов извратил бы смысл и значение народных сказаний. Ясно, что к такому переводу нельзя предъявлять строгих литературных требований»4. Я и теперь нахожу, что такой принцип перевода, имеющий многолетний опыт, оправдал себя в прошлом и оправдывает в настоящем.

* * *

Что представляет собой осетинская сказка со стороны содержания и формы? Научное изучение осетинской сказки — дело будущего. Я ограничусь лишь некоторыми замечаниями общего и частного характера, основанными на моих наблюдениях.

Сказка среди других жанров в осетинском фольклоре занимает главенствующее положение. Правда, в осетинском фольклоре между отдельными жанрами — сказанием, хвалебной песней и песней — нет твердого разграничения; сами сказители зачастую смешивают сказание, хвалебную песнь и песнь, называют их сказкой. Вот, например, свидетельство сказителя-певца Дз. Дедекаева: ««Песня о Мисирби» — одновременно и песня, и сказание. Я воспринял ее от многих больших певцов; знаю и песню; она содержит то же, что и сказание… Пели ее, перехватывая друг от друга; каждый, кто знал песню, мог пропеть столько колея, сколько хотел, а затем песню от него подхватывал другой, тот, кто знал песню; каждую песню вот в таком порядке и пели». То же самое Дедекаев говорит и о «Песне о Гуймане»: «Она и песня, и сказание».

Как правило, осетинская сказка передается устно, без музыкального сопровождения. Для нее характерна устойчивая форма начала: «Давно-давно жили-были бедные муж и жена (или: алдар, хан, и пр.)». Попадается и такое начало сказки: «Было, не было, жили-были…». В длинных сказках через определенный отрезок сказки повторяются слова: «Сказка стремительна», что соответствует формуле русских сказок: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Концовка сказки также стереотипна: «Они стали жить и поживать и сегодня еще живут и поживают», или: «Как вы из всего этого ничего не видели, так да не посетят вас никакие другие напасти, никакие другие болезни».

Если начальная формула такого типа принадлежит только сказке и ни одному другому жанру фольклора, то конечная формула осетинской сказки пристегивается и к сказанию, и к хвалебной песне, и к песне, если она не поется, а передается прозой, в виде сказания.

В своем содержании осетинская сказка имеет ряд стереотипных мотивов, которые можно легко проследить при чтении текстов настоящего сборника.