Осетинский долг

— Думайте-гадайте: ночью что-то ш-ш-ш-ш, а я взяла, да это ш-ш-ш-ш и выш-ш-швырнула!..

Посмеялись тогда.

— Казбек, мы не сообщили тебе: Дзаттен умерла, — слова Дунетхан пробудили меня от воспоминаний.

Я оторопел.

— Когда?

— Через неделю после твоего отъезда.

— Царство ей небесное! Через неделю, говоришь? — до меня дошел наконец смысл сказанного Дунетхан. — Почему же не написала?

— Шаламджери не позволил. Приехать ты бы не смог, а так, говорит, чего зря беспокоить… травмировать…

— А как Нана?

— Алмахшит давно ее увез. Как только похоронили Дзаттен…

На меня разом навалились семейные печали и заботы. С одной еще не покончено, а тут вот другая. Нельзя Бади одну оставлять. Когда в доме никого не останется, и со скотиной распрощаться придется. Из четвероногих остаются корова, овца да еще коза. И гусей с курами со двора вон. Коли дом на замок, то и ясли на запор…

Все крохи, что Дзыцца горбом наживала, мы порастеряли. А теперь очередь и до живности дошла.

— Алмахшит просил, чтобы по приезде ты в горах у него побывал.

…Мы отдыхаем, пока наши студенты-нецелинники работают в колхозах. Возможность побывать в Цуалы, у Алмахшита, появилась. Занятия начнутся с понедельника, а это еще целых пять дней.

— Значит, дом Дзаттен пустует?

— Сын приезжает.

Возвратясь с войны, сын Дзаттен стал работать шофером. Еще при жизни матери он вознамерился переселиться сюда, но все не получалось.

— Кукуруза не поспела еще?

— Переспела даже.

— Правда?

— Мы с Бади поклялись, что справимся с ней до твоего приезда. Вчера обломали, но засыпать в хранилище не успели.

— Да и рано еще.

— Почему же?

— Надо перебрать. Да и подсушить тоже.

Большую часть огорода всегда занимала кукуруза. И еще картофель. Между ними умудряемся сажать фасоль И тыкву. В урожайные годы наше зернохранилище переполнено через край. А что туда не умещается, ссыпаем в большой деревянный ларь. Стебли связываем в снопы, составляя в суслоны на огороде. Вряд ли это потребуется нынче: если продадим Чернушку, освободимся от овцы и козы, к чему такие запасы?..

А куда вот деть Хуыбырша? Это верный друг горестных дней наших, как же бросить его на произвол судьбы теперь?

Бади дома не оказалось. Всю жизнь наш дом никогда не запирался, а сейчас на всех дверях замки. Дунетхан нащупала под нижней ступенькой крыльца ключи.

Что гонец с доброй вестью о нашем приезде оказался расторопным, мы поняли по тому, что Бади явилась незамедлительно. Будто споткнувшись, бросилась в мои объятия. Но вместо приветствия ласково упрекнула:

— Почему долго не возвращался?

— Неужели долго?

— А ты думал? Знал бы, как я ждала!

Я принялся распаковывать багаж.

— Бади, ты что любишь больше — конфеты или печенье?

Научилась быть скромницей — молчит, застеснявшись.

— Если разучилась говорить, вот тебе и конфеты, и печенье.

Обеим сестрам я привез по одинаковому отрезу на платье.

— И знаете, где купил? В Оренбурге.

— О! — воскликнула Бади. — И далеко этот Оренбург?

— Так-то вы изучаете географию? Очень далеко. А где Урал, знаешь?

— Да…

— Так вот — он рядом.

XVI

Невозможно было не отправиться в горы. Без поддержки Алмахшита я не в состоянии принять столько решений, сколько свалилось на мою голову. Да и просто не имел права принимать их без него, самого близкого нам человека.

Вся многочисленная семья оказалась на месте, кроме самого Алмахшита. Когда я увидел здесь и Нана, почувствовал что-то вроде ревности. Словно она, охладев сердцем, изменила нашей семье.

— Смелей, не стой у порога, как незваный гость! — с мягкой улыбкой сказала она.

Я приблизился к ее постели, бережно взял протянутую ладошку.

— Слава тебе Господи, что вернулся живым и невредимым. А как девочки?

— В здравии.

Она так подробно, в деталях, расспрашивала о моей поездке, что я диву давался. Что только ее не интересовало: живут ли там осетины, какова степная земля, что может на ней уродиться? И больше всего изумилась, узнав, что там не было гор.

— Как хорошо, что у Дунетхан все вышло без сучка и задоринки… Вот как Бади одна будет жить, ума не приложу… С минуты на минуту и Гаги должен появиться.

На веранде скрипнули половицы.

— Кажется, он…

В двери показался Алмахшит.

— О! Какой у нас гость!

Я поспешил навстречу. Обменялись крепкими рукопожатиями.

— Давай рассказывай, выкладывай новости. Ну как — покорил целину? Все залежи перепахал?

— Знал бы, какое раздолье там, сколько плодородной земли!

— И до сих пор ни у кого руки не доходили до нее?

— Веками степь лежала нераспаханная.

Когда перешли к делам собственным, разговор сбился.

— Бади говорит, что не побоится и одной оставаться, — сказал я.

— У-у-ух! — глубоко выдохнул Алмахшит. — Нет, нельзя допустить, чтобы девчушка оставалась одна.

— Да и я так думаю.

— За такую девочку всегда беспокойства хватает, а тут одна… Как можно допустить такое!

— Хоть бы сюда перебралась, что ли, — вставила Нана. — Дом дяди не чужой для нее.

Но у Алмахшита семья — рота целая: четыре дочки и четыре сына. Да еще жена и мать его, Нана. Боюсь, не будет здесь Бади спокойнее. Ясно это и Алмахшиту, а то не прикинулся бы глухим в ответ на слова Нана.