Необходимость наличия в войсках и штабах в Сибири и на Дальнем Востоке достаточного количества драгоманов[55] — переводчиков с восточных языков — со всей очевидностью показала русскому командованию проигранная война с Японией. Через военного агента (атташе) в Японии полковника Владимира Константиновича Самойлова командование Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи, а также некоторых других соединений русской армии, вновь обратилось к главе православной миссии принять новые группы учеников — на этот раз 26 человек. Владыка Николай дал согласие на обучение десятерых, и, по данным Александра Хохлова, в августе — декабре 1907 года в Токио приехали 11 русских подростков[56]. В дневниках же святителя Николая называется другой год начала обучения — 1906-й[57]. Учитывая, что курс подготовки переводчиков в семинарии, в отличие от семинаристов-японцев, был шестигодичным, а год выпуска части из них известен точно — 1912-й, последний вариант даже по таким косвенным данным выглядит вполне логичным. Более того, приводимый иркутским ученым Сергеем Ильичом Кузнецовым перевод статьи «Как Япония показалась русским мальчикам» из газеты «Тюо симбун» датирован 17 декабря 1906-го, а отнюдь не 1907 годом[58]. Однако после отъезда Романовского и Легасова и до 1908 года архиепископ Николай в своих дневниках о русских семинаристах не упоминает совсем, да и вообще дневниковые записи за 1907 год немногочисленны. Пофамильный список, сведения о количестве и конкретных обстоятельствах попадания русских подростков в семинарию тоже оказались бы удручающе скудны, если бы в дело не вмешалась нагрянувшая из Петербурга одна занозистая журналистка. Но прежде, чем рассказать об этой удивительной истории, стоит упомянуть о некоем полуфантастическом проекте, который мог дать толчок для отправки «казачат» в Токио летом 1906 года.
ШКОЛА ШПИОНОВ?
Один бывший офицер резидентуры КГБ СССР в Токио как-то рассказал автору этой книги, что еще в начале 1980-х годов некий сотрудник госбезопасности, работавший в Подмосковье под прикрытием церковного сана, завидовал «смежникам» из ГРУ: «У них один Иван Касаткин чего стоил! Лучшего разведчика, чем он, в Японии никогда не было!» Это, конечно, шпионские легенды. Сегодня точно и достоверно известно, что Иван Дмитриевич Касаткин — архиепископ Николай Японский никогда не был разведчиком. И все же причина для зависти молодого сотрудника КГБ существовала, и крылась она в размытых упоминаниях о той самой группе молодых людей, которые якобы готовились в семинарии для работы против японцев.
Сам архиепископ Николай никогда и нигде не упоминал о возможности использования русских выпускников семинарии для службы в разведке — переводы и только переводы. Перечитывая сегодня его дневники и немногочисленные первоисточники, имеющие отношение к данной теме, неизбежно приходишь к выводу, что глава Православной духовной миссии если и задумывался о разведывательной перспективе своих учеников, то гнал от себя эти мысли. Судьбы Легасова и Романовского в этом смысле могли его немного успокоить, хотя ни владыка Николай тогда, ни мы сегодня не можем с уверенностью говорить о том, что именно, при каких обстоятельствах и кому переводили с японского языка первые семинаристы по окончании обучения в Токио. Тем более что до 1905 года вопросы военной разведки в регионе находились в ведении вице-адмирала Е. И. Алексеева — того самого, что прислал их в Токио. Что же касается остальных своих русских воспитанников, то преосвященный не дожил до окончания ими семинарии, а знать о планах военного командования просто не мог и не должен был. О том же, что такие планы существовали — обширные, детальные и исключительно амбициозные, свидетельствует историк военной разведки, пишущий под псевдонимом Михаил Алексеев. В одной из своих работ он подробно рассказывает о плане создания «Восточной коммерческой школы», а на самом деле уникального военного образовательного учреждения, состоящего из детского сада и специальной школы для подготовки юных разведчиков[59].