Читаем Ощепков полностью

Второе дно «устряловского», то есть дальневосточного, сменовеховства Ощепкова — националистическое. На первый взгляд Василий Сергеевич поступил так же, как и многие военспецы, перешедшие на сторону Красной армии с началом боев по указанным выше трем причинам. И все-таки такие люди, как Ощепков, находились в особых условиях. Прежде всего, он жил во Владивостоке, откуда сразу после октябрьских событий потек ручеек эмиграции, превращавшийся время от времени в полновесный людской поток. Ощепков мог в любой момент покинуть родину и отправиться куда угодно — в Маньчжурию, в Харбин, ставший настоящей столицей «русского Китая» и обособленно существовавший вплоть до 1935 года, в Японию, бывшую его второй родиной, да хоть в Австралию — там до сих пор живут многие потомки белоэмигрантов, внуки и правнуки учившихся с Васей семинаристов. Связи Василия Сергеевича с японцами, обусловленные его юностью в Токио и полученным там образованием, были весьма крепки. Ведь и во Владивостоке он в конце концов устроился работать не куда-нибудь, а именно в японский штаб. Вместе с этим штабом мог и уйти в Японию. Но не ушел. У Ощепкова еще не было семьи, он был сиротой, родиной которого стал острог, каторга — места, куда и сегодня жить калачом не заманишь, а уж в 1920 году… Он должен был заботиться только о себе и всегда мог быть уверенным, что уж самого себя, со своим знанием японского и английского языков, опытом работы в разведке (многие колчаковские спец- службисты сумели успешно обустроиться за рубежом — от Харбина до Сан-Франциско) и, наконец, статусом одного из лучших борцов тех лет, всегда прокормит. Казалось, сама жизнь показывает Ощепкову дорогу за море, за океан. И все же он по-другому расставил акценты, иначе сменил вехи своей судьбы еще во Владивостоке. Осознанно пойдя на сотрудничество с большевиками в 1920 году, а потом не раз эту роковую связь продляя и тем самым каждый раз укорачивая себе жизнь. Почему?

Ответ очевиден, если мы задумаемся о том, как сам Василий Сергеевич представлял себе мир в то неспокойное время. Итак, он отказался прежде всего от Японии. Выбрав из двух зол — работу на японцев или на большевиков — сотрудничество с красными, Василий Сергеевич точно показал, что и кто ему представлялся большей опасностью для России. В личном деле разведчика В. С. Ощепкова хранятся его высказывания о японцах (их видел и о них рассказывал М. Н. Лукашев), которые никогда не будут опубликованы в силу полного отсутствия в них даже намека на политкорректность. Да, Ощепков плохо знал, точнее, совсем не знал еще, что представляют собой коммунисты, но отлично понимал, чего стоит ожидать от современной ему Японии и японцев, видящих в России и в русских мертвого льва, которого не грех будет и попинать, и снять с него шкуру вместе с мясом, пока это не успели сделать другие. Учеба в семинарии, в Кодокане, тесное и ежедневное общение с японцами на бытовом уровне сделали из Ощепкова человека, совершенно осознанно избравшего целью своей жизни работу на Россию и против Японии. Сознавая себя профессионалом-разведчиком и веря в неизбежность войны с Японией, он считал необходимым помочь своей стране, не важно, с каким правительством во главе, в борьбе с дальневосточным соседом. Один из первых теоретиков русской военной разведки генерал Владислав Наполеонович (Владимир Николаевич) Клембовский, хотя и по другому поводу, цитировал в своей книге об искусстве шпионажа высказывание Макиавелли, хорошо понятное бывшим царским офицерам: «Отечество надо защищать честным или хотя бы бесчестным образом. Все средства хороши, лишь бы была сохранена целостность его»[137]. Для Ощепкова, и далеко не только для него одного, эта парадигма оказалась столь же естественна, как естественна была «сменовеховская» надежда на то, что большевики от периода утверждения власти перейдут к периоду государственного строительства. Все то, что могло дать ему возможность хоть как-то жить в эмиграции: язык, профессиональные навыки в разведке и мастерство борца — Василий Сергеевич решил применить для защиты России, в борьбе с Японией. Состав секретной группы Военконтроля ясно показывает, что для многих других русских, хорошо знавших Японию тех времен и японцев — своих современников, оказалось невозможным сотрудничать с белыми и белоэмигрантами, чьи взгляды на политическое противостояние в России выражал популярный тогда лозунг «хоть с чертом, но против большевиков». А вот с красными они вполне соглашались иметь дело — под лозунгом «хоть с большевиками, но против японцев». Встреча с коммунистом-интеллектуалом Евгением Фортунатовым заряжала их надеждой на сотрудничество с «просвещенными большевиками», а потому и работа с таким человеком, как Бурлаков, воспринималась легче. Но вернемся к хронологии событий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное