Ошибка

Такое ощущение, словно в комнате находится бомба, готовая взорваться в любую минуту. И этой бомбой является Джуд. Он олицетворяет настолько чисто ужасающее спокойствие, что оно становится страшнее любого крика.

Джуд смеётся. Его руки скользят вниз по косяку, когда он наклоняет голову. Покачивая ею, он смотрит на меня и прищуривается, пока один из уголков его губ дёргается вверх.

— Чертовски неправильный ответ!

Ох, дерьмо. Я пячусь назад, прежде чем он начинает идти в мою сторону. Он шагает вперёд, быстро сокращая расстояние между нами, а его глаза не отрываются от моих.

— Я не спрашивал, голодна ли ты, — он подходит ещё ближе, пока я не начинаю ощущать жар его тела, когда он нависает надо мной. — Позволь мне кое-что пояснить. Ты! — Ещё один его шаг вперёд, и мой назад. — Должна! — Ещё один. — Поесть! — Он опускает голову, глядя в мои глаза. — Разве нет? — Я наблюдаю, как он подходит к Калебу, забирая бутерброд с тарелки.

— Ты не можешь заставить меня есть, — я бросаю ему вызов и распрямляю свои плечи, чтобы мои сто шестьдесят три сантиметра роста выглядели намного больше в его присутствии.

Ленивый смех вырывается из его горла.

— Я смогу заставить тебя делать всё, что я, блядь, захочу.

Он продолжает надвигаться на меня до тех пор, пока я не упираюсь в стену. Это кажется знакомой темой — преследовать и прижать меня к стене.

— Джуд, — предупреждаю я, но это больше похоже на мольбу.

— Женщина, съешь этот чёртов сэндвич, пока я не затолкал его тебе в глотку, — он поднимает его перед моим лицом.

Он не посмеет. Я ещё больше отстраняюсь, пока снова не натыкаюсь на стену.

— Чёрт…

И запихивает сэндвич в мой рот. На самом деле затолкал его! Ублюдок!

— Жуй, блядь, и глотай, — приказывает он.

Мог ли он стать ещё большим засранцем, если бы попытался?

Я жую только потому, что боюсь, что, если не буду, он реально заставит мой рот выполнять эту функцию с помощью его рук, но я убеждаюсь, что всё это время мой взгляд на него остаётся сердитым.

Он поворачивается к Калебу.

— Сколько прошло времени с тех пор, как она ела последний раз?

Калеб пожимает плечами.

— Она ничего не ела всё это время, пока была со мной.

Джуд издаёт низкий рык.

— Блядь, я же сказал тебе присматривать за ней!

— Что я и делал… Чего ты хочешь от меня? Я не собираюсь силой заставлять её есть, — он пожимает плечами, прислоняясь к противоположной стене.

— Боже, ты — долбаный идиот, — ворчит он до того, как разворачивается ко мне. Он наклоняется ближе, и я опять ощущаю его тело. Его дыхание опаляет мою щёку, и он обхватывает рукой мою шею, удерживая меня на месте. Он так близко, что его присутствие затмевает всё. Я машинально поддаюсь его прикосновениям, и вдох замирает у меня в груди.

— Не вынуждай меня самому разбираться с тобой, Виктория, — то, как он называет меня по имени, заставляет что-то сжаться внутри меня. Что за чертовщина со мной происходит? Он проводит большим пальцем по моему горлу. — Я, правда, не хочу больше оставлять отметины на этой прекрасной коже, — его голос гортанный и резкий, но прикосновение нежное. Моё сердце стучит в груди, словно бешеное. Что он, чёрт возьми, делает со мной? Я боюсь его, но часть меня хочет, чтобы он не убирал руку. Его прикосновения такие нежные, и осмелюсь сказать, утешительные.

О, Боже. Думаю, у меня какой-то психический срыв! Возможно, то, что я заперта в этой комнате, сводит меня с ума. Я хмурюсь и дёргаюсь в сторону от его прикосновения. Его фырканье напоминает короткий смешок, пока он явно забавляется моим извращённым состоянием ума.

Отстраняясь от меня, он идёт в сторону двери. Хватается за ручку, но затем разворачивается к своему брату и тычет указательным пальцем ему в лоб.

— Присматривай за ней. Даже, если потребуется связать её, жевать грёбаную еду как мама-птица и класть ей в рот, чтобы заставить съесть, сделай это!

— Ты — чёртов больной придурок! — выпаливаю я, щурясь.

Он поворачивает голову в мою сторону.

— Ты и понятия не имеешь какой, малышка.

Указывая на Калеба в последний раз, он открывает дверь.

— Будь паинькой, — он отворачивается от меня и покидает комнату. Дверь захлопывается, заставляя картину на стене дрожать. Щелчок замка становится финалом картины.

Я съедаю половину этого чёртового бутерброда, потому что последнее, чего хочу, это чтобы Мистер Умник вернулся сюда. Присаживаясь на кровать, я прислоняюсь к её изголовью и упираюсь локтями в колени.

— Я же предупреждал, — говорит Калеб, падая на кровать рядом со мной.

— Знаю, — тихо отвечаю я.

Мои руки начинают дрожать, а на глазах появляются слёзы. Чёрт побери. До меня наконец доходит безнадежность всей этой ситуации. Я знаю слишком много. Чтобы не произошло дальше, они не выпустят меня отсюда, зная, что я догадалась об их преступной деятельности.

— Я никогда уже не выберусь отсюда, да? — спрашиваю я. — Он собирается убить меня.

— Нет, он не станет тебя убивать, — Калеб качает головой в знак протеста.