Ошибка Архагора

Стеналь, а именно он управлял маленьким парусником, спустил парус, и приготовился к высадке на проклятый берег. Он не боялся заразиться страшной болезнью, заранее приняв меры предосторожности. Защитная мазь покрывала всё его тело, а одежда пропитана была специальным отваром из особых трав. Дыхание его будет защищать курильница, дым которой убивает любую заразу, витающую в воздухе.

Молодой жрец ловко спрыгнул на пологий берег и закрепил канат за большой валун. С чувством некоторого трепета он принялся разглядывать чёрный труп некогда грозного корабля. Сначала никаких признаков жизни не обнаруживалось. Но потом он нашёл еле заметную тропинку, ведущую от корабля вглубь густых зарослей кустарника. За кустарником, на широкой поляне обнаружилось почти свежее кострище. Не далее как неделю назад здесь кто-то побывал. Странно! А ведь это место проклятое. Значит, нашёлся бесстрашный человек.

Жрец решил вернуться к кораблю и обследовать его. С одного из камней на борт был перекинут трап. Добраться до трапа не составляло труда, и посетитель взошёл на борт без приглашения. Доски рассохшейся палубы заскрипели под ногами, будто старец-отшельник приветствовал паломника в своём скиту. Старый корабль узнал одного из своих многочисленных членов экипажа. Всё ему здесь было знакомо, мало что изменилось с тех пор, как он последний раз сошёл с чёрного борта.

— Я знал, что ты вернёшься, Таракан, — проскрипел другой голос. Знакомый голос.

Молодой человек повернулся на голос, и заметил во мраке дверного проёма кормовой надстройки призрачный силуэт. Там стоял человек.

— Если это ты, капитан Рохан, выходи! Если же это призрак капитана, сгинь бесследно! — И он совершил широкое знамение.

— А ты сильно изменился, сынок, — с горькой ухмылкой проскрипел капитан.

— Не смей называть меня своим сыном! — Негодуя крикнул жрец. — А вот Тараканом можешь называть по-старинке. Это имя меня нисколько не оскорбляет.

— Обидчивый какой. Но ведь ты действительно мой сын, — выйдя наружу, сказал Рохан.

То, что предстало взору, представляло ужасное зрелище. Парадный костюм пиратского капитана надет был на живом куске мяса. Кожи на лице и руках видно не было. Запёкшиеся коросты кое-где оторвались, обнажая гнойные язвы. Два красных слезящихся глаза лихорадочно блестели из под полей шляпы. Знаменитая рыжая грива волос исчезла вместе с кожей. В проёме рта виднелся лишь один клык и несколько гнилых обрубков зубов. На человека этот разлагающийся труп был мало похож. Даже видавший виды молодой жрец ужаснулся от мерзкого вида бывшей грозы океана.

— То, что ты зачал меня, изнасиловав какую-то женщину, не делает тебе чести, а то, что ты продал меня как вещь, вообще лишает тебя права называться отцом.

— Раз ты так зол на меня, значит, ты пришёл отомстить, — произнесло уродливое чудовище.

— Нет, смерть была бы для тебя наградой, — сурово ответил Таракан, — детское желание давно прошло, убивать тебя я не стану. Не для того я хотел встретить тебя ещё раз. Телесные страдания посланы тебе за все твои злодеяния, и смерть не скоро освободит тебя. Но облегчи свою душу, если она у тебя есть. Скажи мне, кто моя мать?

Рохан присел на ступень трапа и с многочисленными паузами повёл свой рассказ. Так много он никогда в жизни не говорил:

— Это было давно. В заливе Эр-Гади, на юге того континента, — он кивнул в сторону океана, — я захватил галеру эмира. Добыча была богатой. Но главным трофеем для меня стала дочь эмира Зурна. Правда, весь флот эмира бросился в погоню за мной, но куда им до меня… Первый и последний раз в жизни, я испытал чувство, которое глупое человечество называет любовью. Эта девушка была действительно прекрасна. Много красивых пленниц уложил я под себя, но эту долго не позволял себе тронуть. Её неистовая ненависть ко мне лишь разжигала огонь желания. Сломить её мне так и не удалось. Отчаявшись получить её любовь, я дал волю своей похоти и наслаждался ею как только мог. Она несколько раз пыталась наложить на себя руки, но я не позволил ей умереть. А когда родила тебя, мне она надоела, и я продал её работорговцам, предупредив, что за неё можно получить огромный выкуп от эмира. Что стало с ней дальше, я не знаю. Но я вижу, ты впитал красоту и гордый нрав матери, хоть и вскормила тебя чёрная рабыня. От меня же тебе досталось лишь сильное выносливое тело.