Ошибка архитектора

— Не могу, не могу, прости, тебе не могу, — замотала головой Эйва, умоляя полным отчаяния шёпотом, давясь слезами. — Пожалуйста, Рэндан, можно хотя бы с тобой останусь самой собой? Я не хочу… просто, чтобы ты знал меня такой, какая я есть на самом деле. И тебе потом скажут, что-то про меня, а ты ответишь, что это всё неправда, потому что я не говорила тебе этого, а значит они все врут… прошу тебя, Рэндан, пожалуйста.

— Тише, тише, лисичка моя, — и он видел, как ей отчаянно страшно, как она теряет себя, и цепляется за него, будто тонет в этой потере, а он был тем, кто может её спасти. Помнить её, говорить о ней — у него не было этого всего, не было времени. С ней было, потому что он оставался с ней, только с ней, даже не видя её, не слыша, просто зная, что она где-то рядом, он был здесь. А без неё не будет ничего этого. И её просьба сейчас… — Я останусь, останусь, лисичка моя, не плачь. Не говори ничего, не надо. Мне не надо.

И он целовал её мокрые щёки, ощущая во рту соль слёз, не зная уже, она это плачет или он вместе с ней. И хотелось целовать, гладить, обнимать.

— Когда я маленьким был, силки на птиц учился ставить, — произнёс он тихо, когда она немного унялась и он сидел на сене, прислонившись спиной к стене, крепко прижимая её к себе. — Отец учил. И мне в силки лисёнок попался. Наверное птицу хотел поймать. Маленький, как бельчонок. Я его выпутал и оставил. А он никуда не убежал. Я его прогоняю, а он отбегает и обратно ко мне. И я его, дуралей, притащил домой.

Это воспоминание было таким ярким, далёким вроде, но сейчас, пропуская сквозь пальцы волосы Эйвы, Рэндан явственно ощущал тепло лисьего меха под рукой.

— Мы с отцом жили в лесу, он лесником был. Ругал меня, когда я лисёнка притащил. А я тогда не знал, что лисята могут далеко от своих нор убегать, — он прикрыл глаза и с грустью улыбнулся. — Но нести обратно было глупо. И он остался со мной. Она точнее. Такая была ласковая, знаешь, и смешная. Спала со мной. И фыркала, когда я её гладил. И как-то мы с отцом домой в селение пошли, к маме, сестре. Младших не было тогда ещё.

Он нахмурился.

— Я шельму закрывал в доме обычно, если мы уходили. Она потому что за мной бегала. И тогда, знаешь, я долго себе говорил, что нечаянно так вышло, что она смогла убежать, что я её плохо закрыл. Но… просто… мне хотелось, чтобы все увидели, что у меня есть шельма ручная… Но селение и лисица это беда… — и Рэндан задохнулся от этого воспоминания, от скорби, и боли первой своей настоящей потери. — Я не смогу без тебя, прости, не смогу, ты мой воздух, Эйва. Я с ума без тебя схожу…

“Не оставляй меня…”

И он хотел сказать ей это раньше, хотел, но не мог, а сейчас, не было смысла в этих словах, но надо было их сказать.

— Рэндан, — всхлипнула она снова.

— Прости, — повинился он, целуя глаза, лоб, прижимая её к себе. — Прости.

— Можно я останусь с тобой? — попросила Эйва.

И Рэндан захотел взвыть. Она говорила про сегодня, но на самом деле про всегда…

И он так силился не спать, смотрел на неё, словно и вправду видел в последний раз. Теперь уже точно. Больше не увидит, не почувствует. Как точно знал, что завтра будет пасмурно, но тепло, как знал, что смерть стоит совсем рядом, как чувствовал, обычно во время боя конец… не свой, а вот того, кто рядом. А теперь это был он.

И последняя близость, когда солнце почти встало, до колкой боли на кончиках пальцев — её кожа жглась, а он уже не помнил о том, что ребро всё ещё болит. Не важно будет, когда расстреляют, потому что вчера, когда его милость был в гостинице, Рэндан видел там офицеров королевской гвардии и на этот раз в зелёных мундирах, а это значит, что найдут… или он сам к ним придёт. Потому что душа отчаянно болела. Внутри сердце рвалось.

Утро забрало у него Эйву. Оставив внутри пропасть пустоты и отчаяния.

А день наполнил площадку перед конюшнями гвардейцами в зелёных мундирах. Бэлт застыл у калитки, не успевая скрыться, и Рэндан видел потерянное лицо друга, а ещё перекошенное ненавистью лицо старого дворецкого Шелранов, который тыкал в их с Бэлтом сторону и кричал проклятия.

Рэндан не стал сопротивляться, Бэлт дёрнулся к дому, но был свален жёстким ударом на землю. Где-то вскрикнула Ниилла Шелран. Рэндан повёл головой в сторону возгласа и увидел побледневшую вдовствующую графиню, застывшую на дорожке возле зимнего сада.

— Не надо, пожалуйста, — прошептала она и хотела было пойти к Бэлту, но путь ей преградил гвардеец.

— Не трогайте её, — рыкнул Бэлт, сплёвывая кровь.

— Вы не можете их забрать без ведома герцога, — внезапно очень решительно произнесла она, — не имеете никакого права! Это наша земля, даже если они преступники, вы обязаны объясниться!

Лейтенант что-то ответил, потом переглянулся со своим сержантом. Тот повёл плечами.

А её милость прошептала “я сейчас” и убежала в дом. И Рэндан мог поклясться, что она сейчас была самой вменяемой женщиной на свете.

Глава 37 Эйва