Ошибка архитектора

Эйва замерла, втягивая запах Рэндана, и отдаваясь низменному инстинкту, может на пару мгновений, на несколько вдохов и выдохов, но застывая в этом мгновении и получая удовольствие, разделяя его с кем-то, почти незнакомым, но так же чувствующим сейчас, как и она. И это порой намного более секретно и тягостно прекрасно, чем любая страстная близость.

И да, мгновение растаяло, она развернулась, улыбнулась, указала ему пальцем на коробку, которая ей была нужна и взяв её у него из рук, ловко выскользнула, оставляя его одного, и точно знала, что он сейчас, так же как она, отдался этому мгновению, вне зависимости от того, насколько был груб, суров и прост.

Глава 13 Ланира

Ланира хотела выть от тоски, что её окружала. Привычные, понятные и главное приятные вещи, сейчас были недоступны и это безумно её раздражало. Никаких прогулок по городу и парку, никаких встреч со знакомыми и друзьями, никаких любовных утех. Сейчас она бы уже и графа перестала крутить, да и даже сынку его сказала “да” — хоть какое-то действие, а не эта липкая и мерзкая скука.

Верон к ней не приходил, спал у себя. И его вообще всё устраивало, он даже счастлив был кажется в этом захолустье и уж конечно невероятно был рад, что свадьбу отложили.

Иан всё ещё злился на Ланиру, сходил с ума из-за сестры и возился со своей сироткой.

Шэйли… Как же эта девица выводила герцогиню из себя — удавить хотелось, а потом себя.

Да ещё дядька со своими — надо вернуть жрицу в храм!

“Как, твою ж, чтобы тебя низшие утащили, урод, как это сделать?”

Но проклятие богини-матушки было делом страшным и Лана, хоть и не была особо верующей, знала, что проклятие работает хорошо, собственно как и благословение. А ей благословение было необходимо.

Герцогиня хотела ребёнка, хотела. Из конечно перекошенной, но всё же щепетильности, из чувства собственной значимости, она не могла себе позволить не утереть нос всем этим тварям, которые смотрели на неё с презрением и задрав головы воротили от неё нос, за её спиной, а в лицо лебезили.

И да, она была в высшей степени удовлетворена тем, что как бы Верон не относился к ней, но позволял ей чувствовать, что именно её рука держала всех этих мерзких напыщенных ублюдков за яйца, и она могла только одним словом сделать так, что Верон их изведёт и глазом не моргнёт. Кажется ему самому нравилась это — извращённая жестокая мстительность.

И кажется это была ещё одна причина для того, чтобы отчаянно желать выполнить свой супружеский долг и подарить супругу наследника. И сделать для этого всё возможное.

— Эйва? — спросила Лана, когда служанка помогала ей одеваться.

— Да, ваша светлость?

— А что происходит со жрицами Йетри, теми, которых возвращают в храм?

Горничная хмыкнула:

— Вы имеете ввиду, когда они выходят из храма в мирскую жизнь? В служение людям или в брак?

— Да, — кивнула герцогиня. — Когда они не выполняют свои обязанности, когда в них разочаровываются, их ведь возвращают в храм?

— Всё верно, госпожа, — подтвердила слова хозяйки служанка. — Их возвращают и там они несут вечный аддихан.

— Вечный? — переспросила Лана, не понимая, как это так — вечно молиться получается нужно?

— Да, ваша светлость, вечный, — и Эйва повела головой, нахмурилась слегка. — Их запирают в комнатах храма, одних, они получают самую скупую еду: вода и грубый хлеб…

— Запирают? Они не выходят из своих комнат? — переспросила герцогиня.

— Да. И с ними запрещено говорить. Они всё время проводят в единении и молитве.

— Подожди, это как тюрьма, получается? — Ланира была действительно удивлена, для неё было очевидно, что служанка что-то путает. — Они получаются, как заключённые, а не как жрицы?

— Они должны искупить вину за то, что подвели богиню-матушку.

— И долго можно прожить так? Это же какая-то пытка…

— Никто не знает, госпожа, сколько они живут, — ответила Эйва. — Об этом не говорят за пределами храмов, а из мира их никто не видит после того как их возвращают.

— Постой, — и это было так странно, так неприятно. — Может ты ошибаешься?

— Увы, — взгляд горничной был полон сожаления. — Я точно знаю об этом.

— Я думала, что их просто возвращают, — пробормотала Ланира скорее себе, чем служанке. — Что они просто живут в храме, больше не могут оттуда уйти, но что их закрывают в комнатах и… и морят голодом? И они только и делают, что молятся? Это ужасно…

За завтраком она смотрела на Шэйли и с одной стороны в герцогине было это непреодолимое желание избавиться от девицы, тем более, что за это возможно получить благословение и забеременеть, но с другой — такая участь. И дело было даже не в том, что Ланира судила по себе, дело было в том, что внутри было отвращение к её дядьке, отвращение к этой вот воле какой-то там богини — почему нельзя просто жить в своё удовольствие и не думать об этом всём?

В тот день она столкнулась с Ианом на лестнице и точно зная, что никого на втором жилом этаже нет, вцепилась в него, обнимая со спины. Это было скорее отчаянной попыткой сделать всё как было раньше, чем стремление к низменному и плотскому удовлетворению своего голода.