Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку? (СИ)

Даша беспомощно оглянулась. Спросила жалобно, сбитая русалочьим шёпотом с боевого настроя:

— Это сон?

Оба синхронно кивнули.

— А… зачем?

Глупо, да, но почему-то больше в голову ничего не приходило, а молчать — невыносимо.

На этот раз отозвалась бывшая баба Люба:

— Потому что лишь во сне смертная может попасть в Межмирье. Даже если она ведьма, как ты.

***

Вроде бы костёр был в такую пору без надобности: и светло от луны, и летняя ночь тёплая… разве что тянуло свежестью от близкой воды, чей едва слышный плеск доносился за ракитами. Но откуда-то на поляне, неподалёку от колодца, взялся примятый круг травы с кострищем в центре, куда шустрые мавки вмиг натаскали полешек и уложили шалашиком, прямо-таки по-туристски. В углубление меж дровишек насовали бересты и щепочек, охапку сухого мха… и, хихикая, прыская в ладошки, чинно расселись кружком поодаль. Выжидающе уставились на Пастушка. Мол, не помешаем? Мы ж помогли, не прогоняй!

Усмехнувшись, тот прищёлкнул пальцами и звонко крикнул:

— Гори-гори ясно!

И с его пальцев в растопку полетел целый сноп весёлых искр.

Мавки тихонько завизжали от удовольствия.

Костёр занялся быстро, махом, как по волшебству. Впрочем, так оно и было. Земля же в двух шагах от него взбугрилась невысоким валом, к которому бывшая баба Люба и подтолкнула Дашу:

— Садись. И не потому, что в ногах правды нет, а просто тебе сейчас полезно быть ближе к огню. Он следы чужого морока выжигает. Прыгать через него не обязательно, это вон пусть те шебутные сигают, нам и рядом достанет посидеть…

— Для чего достанет? — шёпотом спросила Даша, послушно опускаясь на земляное пуф, покрытый мягкой травой. Хотела ещё что-то спросить, но запнулась, испугавшись возможного ответа.

— Ты сразу уж так труса не празднуй! — спокойно сказал Пастушок, тоже присаживаясь на кочку, выросшую чуть правее от вала. — Огонь тебе полезен, как стихия полезна каждому, в ком есть хоть искра магии. Ты не то, чтобы ведьма… Это Любава в привычных понятиях мыслит, вот так тебя и назвала. На самом деле, ты Одарённая. Слышащая. Редкий маг, из тех, что последние две сотни лет рождаются почти исключительно в вашем мире. Хоть общий магофон у вас и слабенький. А может, именно по этой причине… В общем, не робей, Дарья, страшного в том ничего нет. Здесь, кстати, ты и не должна особо бояться.

От его неторопливого речитатива, монотонного, ровного как-то враз стало спокойнее. И даже не удивляло несоответствие взрослой гладкой речи подростковому обличью.

— Тут магия Колодца Древних, — добавила помолодевшая ведьма. — Эмоции гаснут или хотя бы приглушаются, чтобы не задавить истинную суть тех, кто за Водой не для себя приходит. Живой водой, — добавила, будто после этих слов Даша немедленно всё должна была понять. — Я специально тебя сюда притянула в сновиденье. Когда наяву о себе невозможные вещи узнаёшь — недолго и умом тронуться; без истерики порой не обходится. Наяву человек дольше цепляется за порушенную картину мира и теряет самое дорогое: время. Поэтому, Дарья, лучше, если обо всём ты узнаешь здесь. И шок смягчится, и, когда проснёшься, в реале пройдёт самое большее полчаса, сколько бы ты тут не рыдала. Но реветь ты не будешь. Ты сильная.

Глушил ли пресловутый Колодец эмоции или нет — но Даше стало жутко. Хуже, чем в ожидании вердикта врачей по ксюшиному диагнозу. Захотелось опять съёжиться и провалиться сквозь землю, но…

А как же Ксю без неё?

Ведь что-то неумолимое говорило: сейчас эти двое расскажут ей нечто страшное. Но правду. И надо будет непременно с этой правдой что-то сделать, чтобы в очередной раз жить дальше.

— Зови меня теперь Любавой, — вдруг вздохнула ведьма. — Вижу, что не знаешь, как обратиться, и маешься ещё и от этого… Землякам я назовусь внучатой племянницей известной им бабы Любы, скажу, что сама она на родину уехала… а более они не спросят. Не так уж это трудно — слегка приморочить десяток-другой людей, тех, кто меня знал. А остальным без разницы, что там за травница, лишь бы польза была. Ну, что, готова слушать?

Поёжившись, Даша кивнула. Чего тянуть-то? Хвост лучше сразу рубить, чем по частям.

И тут совсем рядом кто-то тихо запищал. Заскулил.

Вздохнув, Любава осторожно завела руку за голову… и помогла выбраться из капюшона своего плаща-балахона какому-то махонькому существу. Кроха плакал. Шмыгал носом, попискивал… и в пищании этом Даша вдруг отчётливо разобрала:

— Мамуська… братусеньки… из-за неё… а я… один, один!

Жалостливо зашептались-запричитали девушки, Пастушок сочувственно покивал, ведьма же погладила кроху по лохматой головёнке с огромными ушками и вздохнула.

— Не из-за неё, малыш. Дарью защищая, твои родные свой долг выполняли. Вы, Крылатые Стражи, уже пятый век при земных ведьмах верную службу несёте, вот и здесь не отступили… Не горюй, малыш. Мы свои договорённости исполняем, встретишься ещё и с матушкой, и с братьями.

Существо вытерло носик-рыльце лапкой, за которой вдруг потянулась мягкая кожистая перепонка, и Даша чуть не ахнула, опознав в нём нетопыря-детёныша. Любава коротко взглянула. И в памяти вспыхнуло: