Третьей в ряду стояла голова толстогубого арапа-альбиноса с одним ухом. Широко открытые пронзительно синие глаза выглядели совершенно натурально. (Впрочем, глаза наверняка были сделаны из цветного стекла и вставлены по прихоти одного из прежних хозяев в чисто эстетических целях.) Голова арапа-альбиноса заметно отличалась от других экспонатов состоянием шеи. Если прочие головы были относительно ровно отделены от тел мечами, топорами, острейшими хирургическими ножами, да хоть бы и железными колесами какой-нибудь страховидной повозки, то с головой арапа-альбиноса дело обстояло по-другому. Она выглядела так, будто ее вырвали из тела, что называется "с мясом". Поэтому не стояла, как остальные на подставке. А, раскинув во все стороны похожие на червей красные жгуты мыщц и прочих жил, вызывающе торчала на специальном штыре.
– Сдается мне, у этой башки – не по чину рожа наглая. Но в чем подвох, не ведаю… – поделился Михайла впечатениями от осмотра третьей головы с кадавром-дворецким Бэрримом. Поправив, видимо, непривычные ему очки, перешел к четвертой.
Четвертая голова в ряду, судя по высокому лбу, она когда-то принадлежала умнейшему человеку. Возможно, какому-нибудь известному книжнику, звездочету или симпла-механику. Редкие седые волосы, глубокие морщины на бледном лице, печально опущенные уголки рта – все говорило о нелегкой судьбе этого человека при жизни.
Но и эту голову отрок удостоил лишь мимолетным взглядом.
Следующей голове Микайла уделил куда больше внимания. Ну еще бы – единственная в коллекции Клопоморта голова женщины, к тому же явно чужестранки. Ибо в Волшебной Империи у девок вместо волос змеи на голове не растут. Надо сказать, что смерть лицо девицы ничуть не обезобразила. И если бы не змееобразные волосы, то хоть сейчас в принцессы записывай, такая уж она была красавица.
Микайла непечатно помянул неизвестного мага, создавшего из симпатичной девушки такой зловещий гибрид и сказал:
– Наверное, тебя, голова девицы бедолажной, коварный дон Маркополус вместе с тем змеиным креслом прикупил, что под моим седалищем рассыпалось. А один гад ползучий меня еще по матери послал…
После чего отрок, тяжело вздохнув, сосредоточил внимание на последнем экспонате коллекции черного мага – голове шимпанзе…
Голова обезьяны, кроме морщинистого лица, была покрыта длинными черными волосами. Темные глаза – опять стекляшки? – смотрят куда-то вдаль. В приоткрытой пасти видны ряды мощных желтоватых зубов.
На Микайлу голова шимпанзе не произвела столь тягостного впечатления, как остальные головы, принадлежащие некогда как обычным, так и магически измененным людям. Потому как обезьяны хоть и похожи на человека, но все-таки по сути своей – животные. А к лицезрению голов убитых животных все привычны, даже отъявленные вегетарианцы. Да и в какой таверне или кабаке не висят на стенах головы лосей, волков, медведей и прочей крупногабаритной живности? (Типа это охотничьи трофеи пузана-хозяина. При том, что все прекрасно знают – за пределы заведения мужик без особой нужды носа не высовывает.)
Так и сяк смотрел отрок на обезьянью голову через магические очки, пока не поймал нужный ракурс. И вот исходящие от шимпанзе слабенькие Магические Потоки начали складываться в буквы. Отрок, не сводя глаз с вдруг ожившего экспоната, начал бормотать вслух:
– С… к… о… р… е… е… Скорее? Чего тебе, обезьянин, скорее? Ж… у… к… Жуков, что ли, из шерсти вычесать? Ж… у… к… ч… т… о… у… с… л… у… г… и… Жук что у слуги? Ага, вот теперь понятно…
Микайла безо всяких телячьих нежностей резко сорвал Жука-Ларинго с горла дворецкого Бэррима. Затем также резко прилепил к шейному обрубку головы шимпанзе. Голова обезьяны, получив речевого Жука, еле слышно прохрипела:
– Детеныш… умираю…апейрон… надо… быстро…
"Детеныш" Микайла, пожав плечами, велел онемевшему без Жука кадавру-дворецкому принести требуемое. И, как бы долго обиженный за экспроприацию Жука Бэррим не затягивал поиски, все равно успел принести накопитель до того момента, как голова шимпанзе испустила дух. Ладно, что не принес обычно используемую для кадавров накопитель-горошину, а емкий артефакт, изготовленный самим Клопомортом.
Отрок снял и аккуратно прибрал в костяную шкатулку не нужные более магические очки. А потом, чуть подумав, прилепил накопитель апейрона к затылку обезьяньей головы. Острый шип на накопителе без труда пробил кожу. Поток маны хлынул в иссушенный мозг разумного животного, напитывая энергией его магическую сущность.
Надо сказать, при жизни шимпанзе был магом не из последних. И поэтому ему удалось даже после обезглавливания сохранить личность, Магический Огонек и большую часть воспоминаний. И все это благодаря предусмотрительно магически вживленному в череп небольшому, но весьма емкому накопителю апейрона. (Правда, без своих рук и ног, что по свойствам не сильно отличались от рук, Чимп 22 творить заклинания не мог. Уж очень важны эти части тела в Подражательной Магии обезьян.