Ошибка доктора Данилова

— Очень хорошо! — сказал шеф, нахмурившись пуще прежнего. — Мой коллега привлекает моего сотрудника к участию в судебном процессе, а я узнаю об этом случайно! Я считаю, что Ямрушкову следовало переговорить со мной, прежде чем приглашать моего сотрудника в свою комиссию. В конце концов, мы с ним в одном университете работаем, надо же проявлять тактичность… И вообще, зачем ему понадобились именно вы?

Вопрос прозвучал как откровенное оскорбление — ну какой из тебя эксперт? Данилов подумал о том, что профессору Ямрушкову явно нужен не профессионал, а конформист, условный Васин, который на все согласен. По этой части Савельеву не было равных. Если шеф скажет, что солнце восходит на севере, а садится на юге, Савельев не просто с этим согласится, но и придумает подходящее объяснение абсурдному утверждению.

— Дело, как я уже говорил, сложное, Владислав Петрович, — в голосе Савельева проявились елейно-заискивающие нотки. — Вопрос неоднозначный, потому и потребовалась повторная комиссионная экспертиза. Валентин Семеновичнабирает в комиссию тех, кому он полностью доверяет. Вы же знаете, как Валентину Семеновичу дорога его кристально чистая репутация…

— Репутация всем дорога! — хмыкнул шеф. — Мне тоже, к вашему сведению. И меня совершенно не радует, когда ко мне относятся пренебрежительно, словно к пустому месту. На всякий случай, а то вдруг кто забыл, напоминаю, что я пока что являюсь заведующим кафедрой анестезиологии и реаниматологии, на которой все вы имеете счастье работать! Поэтому извольте согласовывать со мной все ваши рабочие планы, в том числе и участие в сторонних комиссиях. Надеюсь на понимание.

Там, где умный сочтет нужным промолчать, дурак обязательно выскажется, на то он и дурак. Савельев решил оправдаться.

— Мне было неловко беспокоить вас по таким пустякам, Владислав Петрович, — заюлил он. — Вопрос-то незначительный, совершенно не заслуживающий вашего внимания. Я же имею представление о том, как вы заняты…

— Незначительный?! — нехорошо прищурился шеф. — Позвольте мне самому решать, что заслуживает моего внимания, а что нет! Из-за этой вашей комиссии срывается учебный процесс на моей кафедре! — слова «вашей» и «моей» шеф произнес с нажимом. — Вы не можете завтра быть на очень важной лекции, которую я читаю для врачей, — шеф поднял вверх указательный палец и потряс им, подчеркивая важность события, — потому что у вас встреча со следователем…

— С судьей, — поправил Савельев.

— Да хоть с прокурором! — рявкнул шеф, никогда еще не повышавший голоса, во всяком случае — при кафедральных сотрудниках. — Вы недавно попросили меня дать вам возможность закончить докторскую и дописать монографию. Было такое?

Савельев молча кивнул. Лицо его побледнело, а уши, напротив, густо покраснели.

— Я не хочу сейчас заострять внимание на том, чего мне стоило перераспределение вашей нагрузки среди других сотрудников, — заведующий кафедрой медленно обвел взглядом всех присутствующих. — Скажу только, что недовольства было много. Но я пошел вам навстречу, Родион Николаевич, потому что хорошо помню, как сам выкраивал время для написания моих диссертаций. И что же получается? С одной стороны вы просите снять с вас часть нагрузки, а с другой — берете дополнительную нагрузку на стороне. Где логика?

Савельев ничего не ответил.

— Где логика, я вас спрашиваю? — повторил шеф. — Или вам судебная медицина стала ближе нашей специальности? Так переходите на кафедру к Ямрушкову, я вас задерживать не стану!

Последняя фраза прозвучала угрожающе. Лицо Савельева побледнело еще сильнее, а уши покраснели так, что от них впору было прикуривать.

— Владислав Петрович, я вам безмерно благодарен за все, что вы для меня сделали, но я не мог отказать Валентину Семеновичу, одному из моих учителей, — Савельев тяжело вздохнул и развел руками. — Я понял, что поступил неправильно и прошу у вас прощения за свою ошибку. Вы совершенно верно сказали — я должен был сразу же поставить вас в известность и в следующий раз я так и сделаю, обещаю.

— Нет, — покачал головой шеф, — вы ничего не поняли, Родион Николаевич. Вы ставите меня, заведующего кафедрой, перед фактом и говорите, что исправить ничего нельзя. Так нельзя, во всяком случае — со мной. Это первое. Второе — вы должны были не ставить меня в известность, а спросить, считаю ли я возможным ваше участие в работе комиссии и не повредит ли это нашим кафедральным делам. Вы дважды проявили неуважение — и когда приняли предложение без моего ведома, и сейчас, когда пытаетесь настоять на своем. Выходит, что Валентина Семеновича вы уважаете настолько, что не можете ему отказать, а меня, соответственно, не уважаете, поскольку отказываетесь выполнять мои распоряжения, касающиеся ваших прямых обязанностей. Я прав или не прав?

— Вы правы, Владислав Петрович, а я кругом неправ! — с готовностью подтвердил Савельев. — Поверьте, что я бы с радостью все исправил, будь у меня такая возможность…