Ошибка канцлера

– Нет ничего проще, государыня. Среди тех десяти крепостных, которые были за мной сохранены, находился один художник Видя мое угасание и опасаясь близкого моего конца, он на коленях умолил меня вместе с другими дворовыми разрешить списать мой портрет. Я только что похоронил жену и был так убит горем, что не слишком отдавал себе отчет в том, как живописец начал меня писать. К тому же портрет вышел отвратительным.

– Никогда не соглашусь с вами, граф. Какое значение имеет мастерство крепостного? Главное – он сохранил для потомства то, что послужит разоблачению подлинного лица императрицы Елизаветы. Она не умела ценить нужные России таланты. Пренебречь вами, обречь вас на то, что было вами пережито, – преступление. Вы непременно должны отдать этот портрет для дворцовых кладовых.

– Ваше величество, я не заслуживаю подобной чести.

– Как никто более заслуживаете, граф. Поверьте, я знаю цену людям.

– Государыня, в ваши еще совсем юные годы, когда вы только что приехали в Петербург, нельзя было не обратить внимания на ваш удивительный талант угадывать людей. Все, что было лучшего при дворе, стремилось к вам.

– И я горжусь этим, граф, без ложной скромности. Когда-то вы, помнится, воздвигли в Москве церковь в честь восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны. Покойная царица обманула ваши ожидания.

– Тысячу раз прошу извинения, что решаюсь вас прервать, ваше величество, но сообщенные вам сведения о московской церкви неточны.

– Разве вы не строили ее, граф? Я сама любовалась этим превосходным сооружением, так напоминающим архитектуру нашего Петербурга, и искренно сожалела о зодчем, которому пришлось покинуть Россию.

– К сожалению, истина не позволяет мне приписать себе это строительство.

– Не понимаю.

– Все очень просто. В приходе моем московском испокон веков стояла церковь Климента папы Римского и Петра Александрийского. Прихожане решили ее обновить накануне восшествия на престол в бозе почившей Елизаветы Петровны, но намерения своего не завершили из-за недостатка средств. К стыду своему признаться должен, что не помог им, ибо никогда в доме своем московском не жил, а теперь и вовсе его продал. Я считаю свой поступок недостойным христианина, однако неправда была бы еще большим грехом.

– Вот оно что! Как никогда нельзя верить придворным слухам.

– Простое доказательство моей правоты, ваше величество. Если бы я начал строить с той целью, которую вы изволили упомянуть, то как бы я смог оправдаться перед покойной императрицей в том, что церковь годами оставалась незаконченной. Ведь о том, что церковь не закончена, императрице легко было узнать от своего зодчего Петра Трезина, который когда-то строил для нее в Александровой слободе.

– Да, доказательство и в самом деле просто и неопровержимо. Тем лучше, мой добрый старый друг. Отныне вы, Алексей Петрович, член Императорского совета и первый советник двора. Двери моих приватных апартаментов открыты для вас в любое время без доклада. И не выдумывайте сейчас откланиваться: за столом вы сядете по левую руку от меня. Пойдемте же, граф, ваши многочисленные друзья с нетерпением ждут вашего появления в дворцовых залах. Если вами когда-то и была совершена ошибка, вы сумели ее исправить, а это главное. Идемте!