— Вы делали это, чтобы я стал злым, — сказал он. Помолчал немного и повторил: — Вы делали это, чтобы я стал злым.
— И получилось лучше, чем мы ожидали, Филипп! — Люцифакс счастливо улыбнулся. — Посмотри на себя! Крылья, рога, хвост! Ты стал дьяволом! Дьяволом! Ты перестал быть…
«Человеком, — подумал Филипп. — Я больше не человек».
— …глупым учеником, который не может сделать ничего плохого.
Люцифакс продолжал болтать, но Филипп его не слушал. Он был сердит. Кровь кипела под его кожей сердце полыхало. Никогда раньше он не был так зол.
Но гнев его был совершенно другим, чем тот, к которому он привык в Преисподней. Потому что из-за
Гнев, который Филипп чувствовал теперь, был не менее сильным. Но вместо того, чтобы наполнять его неудержимой яростью, готовой разорвать его на мелкие куски, если он мгновенно не отреагирует,
— Вы отняли у меня друга, — сказал он.
Он попробовал крикнуть,
— Единственного, который у меня был!
— Зато ты получил царство, Филипп, — ответил Люцифакс. Кот встал на задние лапы и замахал передними. — Мы подарили тебе царство! Разве целое царство не стоит одного друга?
Филипп взглянул на кота, развернулся и пошел.
— Филипп, подожди! — крикнул Люцифакс и побежал за ним. — Куда же ты? Куда ты?
— Найду Сатину, — сказал Филипп, — и извинюсь.
Кот громко ахнул.
— Нет, Филипп, нельзя этого делать! — Люцифакс попытался остановить юношу. В зеленых глазах кота была паника. — Слышишь? Нельзя этого делать! Ты все испортишь!
Филипп посмотрел на Люцифакса и почувствовал, как к нему возвращается его прежний гнев. Долю секунды он хотел дать ему пинка.
— Это
41 Черные признания
Он нашел Сатину у пруда, она сидела под деревом с книжкой на коленях. Что он ее найдет здесь, ему сказала ее мама Демеона открыла ему дверь, когда Филипп позвонил в их дом. Он поежился от ее колючего взгляда и почувствовал, что краснеет. Откашлялся и спросил, дома ли Сатина, Демеона испуганно шикнула на него, но было уже поздно.
В комнате раздался грохот, как будто оттуда готовы были вырваться гром и молния, только на двух ногах.
— Это тот негодяй, из-за которого расстроилась моя дочь? — раздался голос Чернорога, и кровь в жилах Филиппа заледенела. Он тут же представил себе, как папа Сатины появляется в двери, хватает его за рога и разрывает пополам, как какой-нибудь лист бумаги, громко повторяя, что здесь, конечно, Преисподняя, но обращаться так со своей дочерью он не позволит!
— Она у пруда, Филипп, — прошептала ему Демеона, бросив взгляд за плечо. — Поторопись!
Филиппа словно ножом резануло, когда он увидел Сатину. В голове мелькнула мысль отказаться от всего и улететь. Но от такой мысли ему стало стыдно.
И, кстати говоря, летал он теперь с трудом. Крылья болели все сильнее. Сначала боль была почти незаметной, но постепенно она захватила все, вплоть до кончиков перьев. Сам полет тоже стал представлять трудности. Когда Филипп взмахивал крыльями, его движение было не плавным и естественным, а судорожным и напряженным. Словно он забыл, как это делают.
Но сейчас это было неважно; он нашел того, кого искал.
Филипп изменил курс и повернул к земле. Скорость была слишком высокой, и он приземлился неуклюже, как пьяный альбатрос. Покатился по земле и наткнулся на дерево, у которого сидела Сатина. Девушка испуганно вскрикнула.
— Филипп? — Сатина уставилась на него. Она была еще прекраснее, чем прежде. Может, потому, что теперь Азиэль не держал ее за руку.
— Здравствуй, Сатина, — выдохнул Филипп. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но не сказал. Все слова исчезли.
— Прощай, Филипп, — сказала Сатина, захлопнула книгу, отвернулась от него и направилась к дому. Шаги ее были быстрыми и твердыми.
— Сатина, подожди! — крикнул он ей вслед. — Это для тебя!
Филипп вытащил из-за спины букет серых, как туман, цветов, которые испускали приятный дымок. Это были Розы Привидений, любимые цветы Сатины. Он нарвал их по дороге сюда.
Сатина обернулась и взглянула на цветы, которые он ей протягивал.
— Если… — Филипп осторожно откашлялся и потер одну ногу о другую. — Если, конечно, ты их возьмешь…
— Мне?
Он кивнул.
— Воображаешь, что очень умный? — произнесла она с отвращением и снова отвернулась.
Филипп, взглянув на цветы, заметил, что большинство из них сломалось во время его жесткого приземления.
Он отбросил испорченный букет и бросился за девушкой.
— Подожди! Сатина, тебе придется выслушать меня!
— Выслушать тебя? — передразнила она. — А надо ли? Я уже наслушалась тебя более чем достаточно!
— Сатина ты не понимаешь…
— Филипп, я тебя прекрасно понимаю! Не надо ничего объяснять маленькой глупой Сатине. До нее