Ошибка Купидона

После того как он немного очухался, я продолжила свою «душеспасительную» беседу, и парень оказался не дурак. В том смысле, что очень быстро понял: деваться ему некуда, и хочешь не хочешь, нужно навсегда забыть его идею-фикс — привести в исполнение план мести Зеленину. Правда, сначала он немного посопротивлялся для виду и даже попытался прикинуться несправедливо оклеветанным. Но, догадавшись, что я располагаю документальными подтверждениями всех его деяний и знаю все его секреты, быстренько пошел на попятную. А когда я будто невзначай взяла в руки «семейный альбом» и сделала вид, что собираюсь его полистать, вовсе расклеился и разревелся, как пацан.

Я заставила его написать официальное признание во всех совершенных им преступлениях, причем с использованием таких жестких формулировок, как «доведение до самоубийства» и «шантаж». Так что одной этой бумаги было бы достаточно, чтобы засадить его на всю оставшуюся жизнь. А учитывая его внешность и наклонности, судьба его в тюрьме ждала незавидная.

После того как с «официальной частью» было покончено, я попросила своих друзей ненадолго оставить меня наедине с Хрусталевым. Им эта идея явно не понравилась, но спорить со мной они не стали и удалились. Но лишь на том условии, что все это время будут сидеть на кухне и явятся при первом тревожном звуке. А подписанный Хрусталевым документ «на всякий пожарный» забрали с собой.

— Это еще зачем? — скривившись, спросил хозяин квартиры, как только дверь за моими «телохранителями» захлопнулась.

— Если позволишь, несколько вопросов «не для протокола», — пояснила я.

— А если я не захочу отвечать? — с улыбкой спросил он. В отсутствие Гоши к нему вернулась часть его былой наглости.

— Не хочешь — не отвечай. Но может быть, это твоя единственная возможность облегчить душу.

— Ты, кажется, предлагаешь мне исповедаться? — ухмыльнулся он.

— А если бы даже и так… Неужели никогда не возникало такого желания? — ответила я вопросом на вопросом, и на этот раз он воспринял его без иронии.

— Может быть, и хотелось. Только не перед тобой.

— Чего ты все-таки добивался? Неужели тебе стало бы легче, если бы Светлана умерла?

Мне показалось, что впервые Хрусталев посмотрел на меня с интересом.

— У тебя есть сигареты? — подумав, спросил он. — Мои на кухне.

Я дала ему закурить и закурила сама.

— Вообще-то я здесь не курю… — он с сожалением оглядел «музей», словно прощаясь с ним, махнул рукой и достал из одного из ящиков блюдечко, которое заменило нам пепельницу. Помолчал. А потом неожиданно предложил:

— Если хочешь, я расскажу тебе все сначала.

— С какого начала? — не сразу поняла я.

— С самого.

— Попробуй.

— А не пожалеешь? Это страшная сказка.

— Не думаю.

— Ну, как знаешь. Мое дело — предупредить…

И он поведал мне историю своей страсти.

* * *

Не могу назвать его рассказ таким уж страшным. Чаще он вызывал у меня отвращение. Но местами поднимался до настоящей трагедии. Именно страсть владела «героями», и все их действия были продиктованы ею.

Наш разговор продолжался почти до утра, и мои друзья несколько раз с тревожными лицами заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает. Начиная с какого-то момента их глаза приобрели некий яркий блеск, и я поняла, что они добрались до хрусталевского коньяка. Но я не осуждала их. Сидеть всю ночь на чужой кухне без дела — занятие не самое веселое. А уйти без меня они не могли.

Когда мы садились в машину, на небе уже загоралась заря, а когда подъезжали к моему дому — было уже совсем светло. По пути я купила в работающем круглосуточно ларьке две бутылки водки, и не только потому, что хотелось отблагодарить этих замечательных парней. Мне и самой был необходим допинг, чтобы смыть с души тот противный липкий осадок, что остался после хрусталевского рассказа.

За столом мы говорили о чем угодно, только не о событиях прошедшей ночи. Эдуард смешил нас до слез и пел свои лучшие песни. Потом я уложила их на свою кровать, а себе постелила в соседней комнате на диванчике. И несмотря на бессонную ночь и приличную порцию алкоголя, долго не могла заснуть, вертелась с боку на бок. А заснув, проспала до самого обеда.

Мои цирковые друзья не стали меня будить и ушли за пару часов до моего пробуждения, оставив трогательную и смешную записку.

Вот, собственно, и вся история.

Мне не хотелось бы пересказывать то, что услышала от Хрусталева, потому что ничего принципиально нового из его исповеди я не узнала. О многом догадалась и без него, а какие-то вещи просто не хочу вспоминать.

Хотя нет, кое-что все-таки я узнала именно от него. И это кажется мне важным.

Впервые увидев Светлану, Хрусталев сразу же решил ее погубить. Он приложил все усилия, чтобы произвести на нее впечатление, и, надо сказать, в этом преуспел.

Нет, она не полюбила его. Хотя его внешность не оставила ее равнодушной. Можно сказать, что до определенного момента она любовалась им, как совершенным произведением искусства, не более. Когда же он попытался перевести их отношения «в другую плоскость», то вежливо, но твердо заявила ему, что изменять мужу не собирается.