Ошибка леди Эвелин

Я провела пальцем по извилистым линиям границы и коснулась маленькой черной точки. Аухвайне. Небольшой шахтерский городок, в котором я прожила все девятнадцать лет своей жизни. Интересно, леди Вонк нашла кого-нибудь на мое место? Вспомнилась крошечная комнатушка на чердаке, хрусткий лед в тазу с водой и треснутый кувшин для умывания, темное бумазейное платье и грубый шерстяной фартук, которые я надевала каждое утро, прежде чем спуститься вниз и растопить печи и камины.

Я покосилась на глубокий, отделанный дорогим розовым мрамором очаг – не чета тем, что мне доводилось разжигать. Если бы он еще мог нагреть эту роскошную спальню!

Внутри мелькнула шальная мысль. Может, попробовать договориться?

Я с сомнением разглядывала пылающий огонь. Что будет, если леди Шарлотта узнает о моих необычных способностях? Вдруг они ей не понравятся? Или, наоборот, понравятся, и она попытается найти им применение? Нет, лучше не рисковать. Герцогиня Авенау – это вам не леди Вонк, у нее и мозгов, и магии куда как больше, и она с легкостью сумеет сложить два и два. Еще бы! Не может обычный бытовик общаться с огнем. Значит, что-то тут не так, и леди Шарлотта обязательно выяснит, что.

Пламя загудело, облизнуло желтое полено и, сыто икнув, выплюнуло на решетку золотые искры. Они вспыхнули, зашипели, рассыпались яркими точками, оставляя тонкий слой пепла – белого, с тлеющими красными глазками и мелкими черными завитушками.

Мне нравилось смотреть на огонь. Было в нем что-то волшебное, то, что будило внутри воспоминания детства: небольшую, уютную гостиную, маму, сидящую у окна и штопающую чулки, играющего с деревянными солдатиками Ульрика, папу, читающего взятую у соседа газету. Тер Олаф всегда делился с нами свежей прессой, потому что, как и папа, любил порассуждать о политике. «Вот что я вам скажу, лорд Браге, – говорил он, попыхивая трубкой. – Не доведет нас империя до добра, попомните мои слова». А папа соглашался с ним и повторял свою излюбленную поговорку про дартов, у которых слишком длинные руки.

Я вздохнула и подошла к камину. Эх, если бы можно было вернуться обратно в детство, снова увидеть родителей и брата…

Огонь осторожно подкатился к моим ладоням, словно принюхивающаяся собака, и в этот момент сквозь шум дождя я расслышала доносящийся снаружи слабый шорох. Что за чудеса? Любопытство толкнуло вперед, я прокралась к окну, осторожно отодвинула занавеску, приникла к стеклу и замерла, разглядывая лежащего под кустами можжевельника человека. Мужчина. Это был мужчина. Он скрючился под низкими хвойными лапами и смотрел на меня затравленным, измученным взглядом, каким смотрит обычно загнанный зверь. Дождь затекал за воротник его измазанного грязью сюртука, хлестал по лицу, крупными каплями падал с распущенных светлых волос на лоб и щеки, стекал по шее.

Единый, да он же едва живой! Откуда этот несчастный тут взялся? Как сумел пробраться мимо охраны?

Я разглядывала измученное лицо, невольно отмечая, что у мужчины красивые правильные черты и высокий лоб, и что, несмотря на плачевный вид, он явно не беден. Об этом говорил и покрой сюртука с модным острым воротником, и выглядывающая из-под него белая манишка. Правда, сейчас она была, скорее, серой, но это из-за дождя и садовой грязи.

Пока я рассматривала чужака, тот так же пристально рассматривал меня. Не знаю, что он увидел, но взгляд мужчины изменился, и в мою сторону протянулась рука.

«Помогите», – прочитала по шевельнувшимся губам.

Внутри что-то дрогнуло. Я бросила взгляд на правое крыло особняка, где светились окна тетушкиной спальни, подумала пару секунд, прикидывая, что могу сделать и как незаметно выбраться из дома и, накинув темный плащ, выскользнула в коридор. Боялась ли я, что незнакомец может причинить мне зло? Немного. Но не откликнуться на отчаянный призыв не могла. Так было принято в моей семье – если человек в беде, ему обязательно нужно помочь. Жаль только, что когда мы сами оказались в беде, не нашлось никого, кто протянул бы руку, и болезнь унесла моих родных, которых можно было бы спасти, если бы у нас нашлись деньги на шергенскую настойку. Но их не было. И не только у нас. Виру не зря назвали «эпидемией бедняков». Лекарство, которое поднимало на ноги даже самых безнадежных, стоило тридцать золотых. Баснословная сумма. Не знаю, почему я выжила, доктора потом долго удивлялись, а я, очнувшись от липкого двухнедельного бреда, узнала, что никого из моей семьи больше нет. Ни папы, ни мамы, ни брата. И что все знакомые, к которым мама обращалась за помощью, ей отказали.

Наверное, именно тогда я и дала себе обещание никогда не проходить мимо тех, кому могу помочь.

В просторном холле было темно. Парочка аров были слишком тусклыми, чтобы осветить огромное пространство, и лишь парадная лестница таинственно поблескивала витыми позолоченными балясинами.

Я постояла немного, прислушиваясь к тишине особняка.

«Только бы тетушка не спустилась вниз, – стучало внутри. – Только бы не встретить никого из слуг!»