Ошибка Одинокого Бизона (илл. А. Вальдмана)

Стало холодно; мы вошли в дом, и Келемана развела огонь в очаге. Потом достала мешочек со священной мукой и бросила по щепотке во все четыре угла комнаты — на север, юг, восток и запад. И Одинокий Утес и я, мы оба знали, о чем думает она, совершая этот обряд. Настала ночь, но мы не ложились спать. Наконец послышалось шарканье мокасин, и на пороге показался Начитима. Шел он медленно, словно человек, блуждающий во сне. Его глаза были расширены, лицо нахмурено и серьезно.

— Тебя выбрали на место умершего? Теперь ты — Самайо Оджки? дрожащим голосом спросила Келемана.

— Да. Как я был удивлен! Я не смел надеяться, что меня выберут на место умершего вождя охоты. Тяжелое бремя возложили на мои плечи.

— Ты можешь нести это бремя. С твоей помощью охотники добудут нам дичи, — стала его успокаивать Келемана.

— И мне ты поможешь: я хочу стать членом Патуабу, — сказал я.

— Ты знаешь, что для тебя и для Одинокого Утеса я сделаю все, ответил он.

— Ха! Как рассердится Тэтиа, когда узнает, что теперь ты — Самайо Оджки! — воскликнула Келемана.

— Да. Но меня он винить не может: не я себя назначил.

— Теперь и он, и Огота, и все члены клана Огня будут ненавидеть нас еще сильнее, — сказал я.

И я не ошибся. Тэтиа, дядя Оготы, и Начитима были главными помощниками старого вождя охоты. Они делали для него молитвенные палочки, исполняли его приказания, и Тэтиа не раз говорил, что надеется в будущем занять место старика. На следующее утро женщины зимнего народа сказали Келемане, что Тэтиа вне себя от гнева. Человек, приютивший и выкормивший двух щенков навахов, не имеет права быть Самайо Оджки и членом Патуабу, говорил он всем и каждому.

Спустя два дня Чоромана передала Келемане слова Оготы: он убеждал Чороману не иметь с нами дела и говорил, что дружба с мальчиками-навахами не доведет ее до добра.

Вскоре, после того как Начитима стал Самайо Оджки, начались сильные дожди. Теперь засеянные поля не нуждались в орошении, и мужчины нашего пуэбло решили пойти на охоту под предводительством Начитимы. Я очень обрадовался, когда он мне сказал, что я буду его помощником и пойду вместе с ним. У меня был хороший лук и оперенные стрелы с зубчатыми стальными наконечниками, но до сих пор мне приходилось убивать только кроликов, и я давно уже мечтал о настоящей охоте.

Рано утром отряд в сорок человек вышел из деревни и на плотах переправился через реку. Затем начался подъем на гору. Как тебе известно, горный хребет тянется с севера на юг, склоны его рассечены глубокими каньонами; он похож на большую ладонь, а каньоны — на пальцы руки.

За несколько дней до охоты Начитима послал вестника к Тэтиа и предложил ему отправиться вместе, как главному охотнику. Но Тэтиа наотрез отказался охотиться вместе с новым Самайо Оджки. Тогда Начитима назначил на его место Кутову — Человек-камень, отца Чороманы.

Эти двое вели отряд, а я, следуя за ними по пятам, тащил на спине мешок с молитвенными палочками Начитимы и очень гордился своим званием помощника Самайо Оджки.

Мы шли на юго-запад по заросшему лесом холму, между двумя глубокими каньонами. Идти было легко, так как высокие ветвистые сосны защищали нас от палящего солнца. Вскоре увидели мы следы дичи; олени и лоси убегали с нашей тропы. Но мы продолжали идти на юго-запад, и на дичь никто не обращал внимания.

Этого я не мог понять и наконец спросил Начитиму, почему он не начинает охоты.

— Сначала мы должны дойти до каменных львов, — ответил он.

У меня забилось сердце. Наконец-то я увижу этих чудесных каменных львов, о которых мне приходилось слышать столько рассказов!

4. ВЫЗОВ

Мы долго шли лесом. Обойдя два глубоких каньона, выходящих к Рио-Гранде, мы остановились у спуска в третий каньон, на дне которого журчал холодный прозрачный ручей. Сумерки еще не наступили, и я спросил Начитиму, почему мы так рано расположились на отдых и далеко ли от Каэнкукаджей — священных каменных львов. Он ответил, что Каэнкукаджи находятся неподалеку отсюда, но мы их увидим не раньше следующего утра, так как только на восходе солнца разрешается к ним подходить.

Мы спустились к ручью, а двое из нашего отряда остались наверху, у края каньона. До наступления темноты они должны были стоять на страже, потому что тэва опасались столкновения с навахами. Мы уселись на берегу ручья и достали из дорожных мешков лепешки из маиса, приготовленные для нас, охотников, женщинами пуэбло. Когда мы ели, раздался крик дикого индюка. Другой индюк ему ответил, а через несколько минут двенадцать индюков гуськом спустились по крутому склону к ручью. Вскоре два лося пришли на водопой и остановились в нескольких шагах от нас. Охотники молча следили за ними, а я шепнул Начитиме:

— Позволь мне убить лося.

Ничего не ответил он, только покачал головой и приложил палец к губам. Когда индюки и лоси напились и, выбравшись из каньона, скрылись из виду, Начитима сказал:

— Мы не стали бы их убивать, даже если бы умирали с голоду. Мы не смеем выпустить ни одной стрелы, ни одной пули, пока не дойдем до каменных львов. Таков древний обычай.