Уже в кабинете Крац разродился подробностями. Взрывали, оказывается, только магазины, принадлежащие беженцам с востока.
— Беженцы с магазинами, — неполиткорректно заржал Людвиг.
— Ну, мигранты, — замялся Крац. — На родине их принуждали к тройственному браку, вот они и бежали…
— …в наш заповедник гармонии и процветания. Сколько погибших?
— Пока молчат.
К обеду федеральная полиция стояла на ушах, а вместе с ней и шестой отдел КДБ, занимающийся неонацистами. Людвиг наблюдал с затаенным злорадством. Идиоты, как их только самих не взорвали. Он отодвинул бумаги и потянулся в кресле.
Никто не сомневался, что эти взрывы — дело рук “Национального подполья”. Эта группировка угрожала демографической безопасности, пропагандируя насилие и агрессию среди омег. Скоро они и боевые группы из омег будут сколачивать, если уже не начали.
Людвиг невольно вспомнил ту последнюю демонстрацию, где он так удачно встретил промокшего Кевина. Мог ли тот быть связан с нацистами из “Национального подполья”? Вряд ли, ведь беты, как известно — самые законопослушные граждане. Запереть бы Кевина в своей квартире, пока все не уляжется. Людвиг невесело усмехнулся и сжал член сквозь брюки. Мир сошел с ума, и с этим надо было срочно что-то делать. Омеги взрывают магазины с тряпьем, а он, блестящий альфа, полковник КДБ, четвертый год мечтает выебать своего соседа-бету.
В тот день он позже ушел со службы, задержался, разбирая отчеты из Института Возрождения. За последнюю неделю еще двадцать бет стали полноценными омегами — капля в море. Мысли его привычно уже вернулись к Кевину. Раз тот так любит омег, то почему сам не хочет стать одним из них, тем более статус позволяет. Людвиг давно заказал из медицинского архива досье Кевина и знал о нем почти все. Тот появился на свет двадцать пять лет назад в роддоме “Возрождение”, статус определен сразу — бета омега-класса. Ничем серьезным не болел, противопоказаний к омега-терапии нет. Заявка на омега-терапию не подавалась ни разу.
А уже подъезжая к дому, Людвиг заметил около кафе Кевина. Тот стоял у входа и, видимо, раздумывал, стоит ли заходить.
— Останови, — резко сказал Людвиг, и они какое-то время пытались подрулить к тротуару.
— В центре перекрыли все, господин Хемниц, — принялся оправдываться шофер. — Вот все и полезли сюда.
Кевин тем временем двинулся от кафешки в сторону дома.
— Ленс, давай за тем бетой.
— На омежку похож. Притащить его вам, господин Хемниц, — белозубо улыбнулся Ленс, его шофер и телохранитель в одном лице .
— Дотаскался уже, — недовольно буркнул Людвиг, и Ленс смиренно заткнулся.
Несколько дней назад Ленсов омега опять написал заявление в полицию. “И они приняли, представляете, господин Хемниц, еще и меня вызвали для объяснений. Пришел к ним течный омега с заявлением об изнасиловании на собственного мужа…” Людвиг велел ему заткнуться и замял это дельце, позвонив своему давнему знакомому, капитану полиции. Раз Ленсов омега не ушел после первого такого случая — что ж, это его выбор.
— Кевин, — Людвиг нагнал его у самого подъезда. — Вы слишком легко одеты, а на улице снег.
С неба изредка срывались мелкие снежинки и тут же таяли.
— Днем было тепло, — улыбнулся Кевин, незаметно вытирая покрасневший нос.
— Вы опять потеряли ключ?
— Нет, отдал… — Кевин так очевидно замялся, и Людвиг приблизился на шаг, сокращая расстояние между ними. И не почувствовал никакого телесного запаха — только свежий аромат туалетной воды. “Бесплотные ангелы, — вдруг вспомнил Людвиг колыбельную, — пахнут нездешними лугами и горькими травами”.
— Неужели тому милому омеге — чтобы он успел приготовить к вашему приходу ужин?
— Марио должен был вернуться раньше, а запасного ключа у меня нет — потерял, помните же.
— Помню. Пойдемте ко мне, Кевин. Подождете своего Марио в тепле и комфорте.
И Кевин согласился.
В подъезде почему-то было темно, еще и консьерж смылся куда-то.
— Безобразие, — тихо сказал Кевин. — Надо написать жалобу.
— Держитесь, — Людвиг нашарил и стиснул в темноте его руку. Пальцы у Кевина были холодные и твердые, и на ступеньках он тут же споткнулся, позволяя придержать себя за плечи.
И тогда Людвиг совсем обнаглел — прижал его к перилам и поцеловал в уголок сжатых губ.
— Что вы делаете, — шепотом спросил Кевин.
— Люблю вас. Пойдете ко мне?
Кевин молчал в темноте, вцепившись рукой в воротник его легкого пальто. Людвиг какое-то время слушал его дыхание, а потом опять сухо прижался к губам. Его тот, давешний бета не любил поцелуев со слюнями, вдруг и Кевину так не нравится.
— Я не сделаю вам больно, пойдемте, — он приподнял Кевина и понес вверх по лестнице, и тот не вырывался, наоборот, обнял его шею. Согласен, значит, дать.
Внутри все ликовало, этакий затяжной оргазм души.
Людвиг отнес его в спальню, не разуваясь и не зажигая свет. И когда он бережно опустил Кевина на кровать, тот вдруг уперся рукой ему в пах, вызывая какой-то сладкий до невозможности спазм. Людвиг даже решил, что обкончался.