Самое удивительное и поразительное из всего этого было то, когда органы чувств начали свою независимую деятельность. Не было координатора, связывающего ощущения, и у нас были большие проблемы — Валентине пришлось иметь дело со всем этим. Мы ходили на прогулки, и я спрашивал: «Что это?» Она говорила: «Это цветок». Я проходил ещё несколько шагов, смотрел на корову и спрашивал: «Что это?» Как ребёнку, мне приходилось узнавать всё заново (не то чтобы узнавать заново, но, понимаешь, всё знание было на заднем плане и никак не выходило на передний план). Это началось — всё это сумасшествие — «Что это за сумасшествие?» Я должен выразить это словами; не то чтобы я ощущал, что нахожусь в состоянии сумасшествия. Я был вполне здравым человеком, нормально себя вёл, но эти смехотворные вопросы, которые мне приходилось задавать: «Что это? А это что?» Вот и всё. Других вопросов не было. Валентина тоже не знала, как всё это понимать. Она даже отправилась к ведущему психиатру в Женеве. Она бросилась к нему — она хотела понять, но в то же время она понимала, что во мне не было ничего безумного. Если бы я выкинул хоть одну безумную штуку, она бы от меня ушла. Ничего подобного; только странные вещи. «Что это?» — «Это корова». — «А там что?» — «Это то-то». Это всё продолжалось, и стало невмоготу и ей, и мне. Когда она встретилась с психиатром, он сказал: «Мы не можем ничего сказать о человеке, не увидев его. Приведите его». Но я знал, что внутри происходит нечто действительно фантастическое. Я не знал, что это такое, но это меня не беспокоило. «Зачем спрашивать, корова ли это? Какая разница, корова это, осёл или лошадь?» Эта озадачивающая ситуация продолжалась долгое время — всё знание было на заднем плане. Такая же ситуация и сейчас, но я больше не задаю этих вопросов. Когда я смотрю на что-то, я на самом деле не знаю, на что я смотрю, — вот почему я говорю, что это состояние незнания. Я действительно не знаю. Вот почему я говорю, что как только ты здесь, по какой-то странной случайности, с этого момента всё происходит на свой собственный лад. Ты всегда в состоянии самадхи; не может быть и речи о вхождении или выхождении из него; ты постоянно там. Я не хочу использовать это слово, и поэтому я говорю, что это состояние незнания. Ты действительно не знаешь, на что смотришь.
Я ничего не могу с этим сделать — не может быть и речи о моём возвращении назад; всё кончено — это действует и работает другим образом. (Мне приходится использовать слова «другим образом», чтобы передать вам это ощущение.)
Кажется, как будто есть некая разница. Понимаете, у меня такая сложность с людьми, которые приходят встретиться со мной: они, кажется, не понимают то, как я функционирую, а я, кажется, неспособен понять то, как функционируют они. Какой диалог может быть между нами? Я разговариваю, как маньяк в бреду. Вся моя речь совершенно несвязна, как у маньяка — разницы тут не больше, чем на волосок, — вот почему я говорю, что в этот момент ты либо остаёшься, либо убегаешь.
Разницы нет никакой, абсолютно никакой. Каким-то образом, по счастливому случаю, какой-то странной случайности происходит такая штука (мне приходится использовать слово «происходит», чтобы дать вам понять) и для тебя всё заканчивается.
В.: А те, кто «реализовался», тоже отличаются друг от друга?
Ю.: Да, потому что их прошлый опыт различен. Это единственное, что способно выражать себя. Что там есть кроме этого? Моё выражение этого связано с прошлым опытом: как я боролся, мой путь, путь, которому я следовал, как я отказался от чужих путей — до той точки я могу говорить, что я делал или что не делал, — так вот, это никак не помогло мне.
В.: Но такой человек, как вы (простите, что говорю «вы») отличается от нас. Мы вовлечены в свои мысли.
Ю.: Он отличается не только от тебя, но и от всех других, кто, предположительно, находится в этом состоянии, из-за его прошлого опыта.
В.: Хотя каждый, кто предположительно прошёл через этот «взрыв», уникален, в том смысле, что каждый выражает свой собственный прошлый опыт, должны же быть какие-то общие характеристики.
Ю.: Это не моя забота; но, по-видимому, твоя. Я никогда не сравниваю себя с кем-то ещё.