Ошибка просветления

Ю.: И ты не знаешь, как помочь себе самому, — вот в чём дело. Ты знаешь, это не две разные вещи. Если ты действительно придёшь к тому, что никакое внешнее средство не может помочь тебе, вся твоя абсолютная беспомощность автоматически уйдёт. Это две стороны одной монеты. У тебя всё равно остаётся надежда — тот факт, что ты здесь, означает, что ты ещё не оставил надежду. Или, если ты не идёшь сюда, то отправишься к кому-нибудь ещё в Индию — к самому аватару, к самому богу, ступающему по Земле. Может быть, он сделает какие-то безделушки из воздуха, но какой в том толк? Не важно, кто он, если бы у тебя не было надежды, ты бы его не слушал, ты бы не притронулся к книгам, ты бы никого в этом мире не слушал. Не то чтобы ты возгордился или что-то такое; но все внешние средства в любой форме, на любом уровне прекратились бы раз и навсегда.

«Я не знаю, что делать. Я беспомощен, абсолютно беспомощен» — пока ты думаешь, что ты абсолютно беспомощен, ты будешь зависеть от какого-то внешнего средства. Это может прекратиться за раз: один взрыв, и вся твоя зависимость от внешних средств заканчивается, и вместе с ней исчезает идея о том, что ты беспомощен. Но ты ждёшь, чтобы что-то произошло или чтобы на тебя снизошла какая-то благодать, — ты всё ещё зависишь от какого-то внешнего средства. Говорю тебе, нет никакой силы вне тебя — нет силы. Это не означает, что у тебя есть все эти атрибуты супер-пупер богов, о которых ты читаешь; но вне тебя нет силы. Если в этой Вселенной есть какая-то сила, то она в тебе.

В.: Я убеждён в том, о чём вы говорите.

Ю.: Это не вопрос убеждения; это факт, и ты не можешь испытать этого факта. Пока ты говоришь себе, что ты убеждён, ты не уверен.

В.: Нет силы вне меня, здесь и сейчас?

Ю.: Ты не позволяешь этой силе выразить себя, потому что это нечто, чего ты не можешь испытать. Ты хочешь испытать её. Как это возможно? Эта сила — нечто живущее, живое — это трепет, пульсация, биение жизни — ты всего лишь одно из выражений этой жизни, вот и всё. Как ты можешь испытать это? Эта структура мысли, посредством которой ты испытываешь, мертва; она вообще не может испытать эту жизнь, потому что одно — живое, а другое — мёртвое, и между ними не может быть никакой взаимосвязи. Ты можешь испытывать только что-то мёртвое, но не живое. Жизнь должна проявиться. Никто не может научить тебя этому. Тебе не нужно получать это от кого-то; что у тебя есть, уже здесь.

В.: Да, но если…

Ю.: Нет никакого «да, но». Ты не можешь сказать «да» и начать следующее предложение с «но». Там нет никакого «но». Если «да» — это настоящее «да», то оно там что-то высвобождает — «да» растворяется в ничто, и тогда то, что там есть, начинает выражать себя. Если ты говоришь «но», ты даёшь продолжение этой мёртвой структуре мысли, опыта и надежды. «Да!» — это то, от чего вся структура разлетается на части.

Никакое внешнее средство не может помочь тебе — никто — даже этот парень, который столько говорит об этом; он не может помочь тебе. (Он по крайней мере честен — «Ну не могу я помочь».) Так что все внешние средства прекращаются — к этому заключению очень сложно прийти — «Для меня все внешние средства закончились!» Ты не идёшь никого слушать, каким бы святым он ни был. Он может быть Богом из Богов, он может говорить: «Я пришёл освободить всё человечество!», но ты не идёшь туда, понимаешь? (Если ты пойдёшь туда просто из любопытства, другое дело.) Ты ничего не пытаешься найти ни в каком внешнем источнике. Так что ты полагаешься на себя и ты действительно не знаешь. Ты хочешь выяснить. Ты снова и снова задаёшь вопросы — ты не отвяжешься от этого: «Как я могу понять это?» Когда все ответы извне прекратятся и изнутри не появляется никаких ответов, что становится с этим вопросом? Этот вопрос не может оставаться здесь; он растворяется. Происходит ионизация мысли, потому что она не может ускользнуть, а это энергия, это жизнь.

В.: Мы слышали, что вы провели семь лет с Дж. Кришнамурти. Вы хотите сказать, что его влияние не имеет отношения к вашему настоящему состоянию? Это полный ноль для вас?

Ю.: Абсолютно. Некоторые люди приходят и спрашивают меня: «Вы семь лет околачивались рядом с Кришнамурти. Вы хотите сказать, что это не имело никакого воздействия?» Я говорю: «Это произошло вопреки Кришнамурти». Если это должно произойти, оно должно произойти вопреки мне и вопреки моим учителям. Никакого воздействия, ничего; напротив, это для меня всё очень затруднило. Я могу сказать, что это мешает и уничтожает возможность быть собой, лишить себя бремени прошлого.