Ошибка Творца

В общежитии ее не оказалось. Не появлялась уже две недели как – пояснили товарки. Андрей вздохнул. Надо было ехать за город, и единственное, что его утешало, – близость дома Шварцев к собственной дачке. В дороге он прикидывал ситуацию так и эдак: значит, существовало шесть выживших после эксперимента 90-х детей – шестеро красавцев и умниц. После пятнадцати лет за океаном в Россию с большой помпой возвращается их Создатель, Шварц. И вскоре начинаются убийства. Возможно ли, что Надежда Шварц, по каким-то только ей известным мотивам, решила избавиться от остальных чудо-киндеров? А заодно и от организатора всего этого балагана генетических фриков – своего папаши? Использовать чужие руки, убивая, она умеет: альбинос-шизофреник Никита тому пример. Кто знает, может, и рыжий бородач, столкнувший с небоскреба Джорадзе, – тоже из этой серии? Легко внушаемый и влюбленный в свою Королеву поклонник. Еще болтается где-то на свободе, и ему обещана награда – когда все утихнет. Андрей потер переносицу. Да, все сходится: Надя хочет стереть любой генетический след, ведущий в прошлое. Поэтому и потребовала от альбиноса уничтожить архив своего отца. Есть только один довод, вздохнул Андрей, что не вписывается в его теорию о дочери Шварца – манипулирующем маньяке-убийце. Это тот страх, который увидела Маша в ее глазах при последней встрече. Но, может быть, Маша ошиблась, приняв подавленность, неизбежную после стольких смертей вокруг, за испуг?

Андрей припарковался прямо на тупиковой улице. Нечего гадать – он сам сейчас на нее посмотрит. И, возможно, даже арестует – снова. Он позвонил. В домофоне что-то прошептало, раздался щелчок, и ворота медленно начали открываться. Андрей зашел во двор и огляделся: перед домом не было Надиной машины. Да и вообще, как ни странно, дача казалась необитаемой. Несмотря на теплый вечер, все окна закрыты. Ни в одном не горит свет. Однако дверь ему все-таки открыли, а значит, и молодая хозяйка была на месте. Он поднялся по ступеням на крыльцо, занес руку, чтобы постучать. И дверь сама чуть дрогнула под костяшками его пальцев.

– Добрый вечер! Есть кто-нибудь? – спросил он сумрачную тишину веранды. Прямо над его головой раздались легкие шаги. Андрей нахмурился: что за…

– Располагайтесь, я сейчас спущусь, – услышал он высокий голос.

Молодая хозяйка, заключил он, переодевается наверху – возможно, меняет окровавленную одежду на легкое платье? Как бы то ни было, врываться к ней в ванную у него не было никакого желания. Да и права. Впрочем, если они и имелись, эти одеяния со следами ДНК убитого политика, криминалисты их все равно найдут. Он сделал несколько шагов и подошел к окну: залетевшая пчела билась об стекло. Билась вяло – явно давно. И Андрей вдруг пожалел ее, отделенную невидимой преградой от остро пахнущего душистым табаком сада и от громко поющих вечерних птиц. Не без труда распахнул створку окна и, взяв пчелу в горсть, выпустил ее наружу. Именно в эту секунду нечто тяжелое приземлилось ему на темечко, и Андрей как подкошенный рухнул на деревянный пол.

Туда, где еще совсем недавно в луже собственной крови лежал профессор Шварц.

Маша

Маша положила трубку – телефон Андрея был отключен. Не отвечал и номер мобильника Надежды Шварц. Впрочем, вздохнула она с облегчением, теперь оба из оставшихся в живых «идеальных детей» уже в безопасности. Она сидела, откинув голову на холодную, выкрашенную желтой масляной краской стену больницы, и ждала. Ждала новостей от медиков. Наконец дверь распахнулась, в коридор вышел молодой врач. Маша вскочила, заглядывая ему в глаза.

– Вы родственница? – нахмурился тот.

– Нет, я из уголовного розыска. – Маша полезла в карман за удостоверением.

Тот покачал головой: мол, я вам верю, не надо, и холодно добавил:

– Он потерял много крови. А группа у него редкая, четвертая отрицательная. Пока найдем донорскую кровь…

– У меня четвертая отрицательная, – тихо сказала Маша. – Я могу быть донором.

– Правда? Мне сказали, он убийца?

– Нетипичный, – улыбнулась Маша невесело. – А вообще-то он ученый.

– А вас, значит, мучает чувство вины? – улыбнулся ей доктор в ответ, сразу став как-то человечнее.

Маша кивнула:

– Да. Мучает. Так что, берете меня в доноры?

* * *

Калужкин очнулся только через десять часов: все время после сдачи крови она провела в смежной, для родственников, комнатке-чулане при палате. Обессиленная, Маша спала прямо в одежде, отослав СМС Андрею и отключив телефон. Разбудил ее звон стаканов и тарелок – по больнице развозили завтрак. Запах, типичный столовский, расплывался по коридору. Пройдя из комнатушки в палату и мельком глянув на спящего, по подбородок укрытого одеялом Калужкина, Маша выглянула в коридор. На завтрак давали кашу, похожую на манную. В каждой из толстых глубоких тарелок, украшенных зеленым узором, лежал, кроме белой массы, превратившийся в мини-озерцо, кусок расплавленного сливочного масла. Маша сглотнула – есть хотелось зверски, но манную кашу она отказывалась есть даже в детстве, даже в «царском» варианте от папы – с вареньем и изюмом. Маша тихонько прикрыла дверь.