– Певица! – хмыкнул Анатолий. – Хорошенькая, сил нет! Сначала училась в консерватории, у очень престижного педагога – Ветицкой, слыхал?
Андрей отрицательно покачал головой. А Мирзоев кивнул:
– Я тоже не слыхал, пока не начал в грязном белье Марианны копаться. Одним словом, старуха Ветицкая ею занималась-занималась, всю душу, по словам консерваторских, вкладывала. А потом поругались они, профессорша со скандалом нашу девочку выкинула и назад сказала не возвращаться. В чем суть конфликта – никто не знает. Марианна молчит, ясное дело.
– А у профессорши ты не спрашивал?
– А… Тут-то и зарыта собака. – Мирзоев нацедил себе еще коньяка. – Ветицкая умерла. Передозировка снотворного – есть такой транквилизатор: феназепам. Она давно уже его принимала от бессонницы, об этом все знали, старуха часто жаловалась, что дозу приходится увеличивать. Но не до такой же степени! Одним словом, подозревали самоубийство и историю быстро замяли. Но я, конечно, не поверил в это дело: такие старухи за жизнь держатся цепко. Чего ей было помирать-то? Обласкана учениками и начальством, денег от частных уроков немерено, видел бы ты ее квартирку на Покровке…
– Давай к делу. – Андрею уже все было ясно и хотелось поскорее из этой замызганной комнатенки на свежий воздух.
– За день до смерти приходила Марианночка к преподавательнице – типа мириться. Опознали ее соседи. Только что докажешь-то? Ничего не докажешь. – Анатолий грустно сморгнул и опрокинул в себя остатки коньяка: – Твое здоровье.
А Андрей встал и протянул ему руку:
– Спасибо. Очень помог.
– Тебе спасибо, – кивнул на почти пустую бутылку Анатолий. – И да, знаешь, что он мне сказал, ну, Шварц то есть, когда я ему по очереди рассказал обо всех пятерых – минус его собственная дочь, что были в списке?
– И что?
– Заявил эдаким начальницким тоном: «Спасибо, я этим займусь».
Маша позвонила ему, когда он уже сидел в машине:
– Он пропал!
– Кто пропал? – не сразу понял выруливавший на Алтуфьевское шоссе Андрей.
– Калужкин. Ты где сейчас?
– А может, и бог с ним? Все еще в Кунцево. Только что вышел от нашего Пинкертона.
– Есть новое?
– Есть, и существенное. – Он коротко изложил Маше содержание беседы и закончил: – Главное, у нас теперь имеются все имена. Плюс к уже знакомым – один политик и одна певичка.
– Надо поехать, поговорить с Надей, – тихо сказала Маша. – Она – ключ ко всему, я уверена.
– Давай подождем до завтра, а? – попросил Андрей. – Поздно. Я устал.
– Помнишь, – медленно сказала Маша, – на суде случилась некая странность? Приятели по ролевым играм Нади Шварц говорили о том, что отец пытался Надю отравить?
– Ну. – Андрей вздохнул: как же осточертела ему вся эта шварцевская семейка!
– Я тогда еще заметила, как она отреагировала: все время сидела эдакой Снежной королевой, а тут резко встрепенулась и стала страстно доказывать, что папа не хотел ее убивать. Он хотел ее совратить. – Маша помолчала. – Думаю, что эта часть свидетельских показаний была единственной правдой в той горе лжи, которую наворотила для своих приятелей Надежда Шварц.
– Борис Шварц хотел убить свою дочь?
– Да. Борис Шварц хотел убить свою дочь. И она об этом каким-то образом узнала. И убила его первой.
– Отличная версия, – сказал Андрей, а красный светофор уже сменился зеленым, и за его спиной заклаксонили наиболее нетерпеливые автолюбители. – Но даже если Шварц хотел убить свою дочь, всех остальных уничтожил явно не он. Потому что с его смертью убийства не прекратились.
– Да. И еще потому, что Надя Шварц все еще кого-то очень сильно боится.
Отрывок из зеленой тетради