Ошибки и допущения

Девушка по-хозяйски проходит вглубь квартиры, по дороге заглядывая в ванную. «Нужно привести себя в порядок», – думает Мария, поглядывая на дыру в брюках, которая открывает ссадину со спёкшейся кровью. Она и не заметила, что недоразумение оставило после себя не только разбитую бутылку Мартини. От данного осознания становится вдвойне обиднее, Бог с ней с коленкой, заживёт, а вот новый костюм, как же надо было так умудриться упасть, стоило аккуратней ползти. Мотоциклист из воспоминаний открылся с более отторгающей стороны, мало того, что хотел переехать, так ещё и испортил новую вещь. Учительница могла смириться с отказами по работе, но мириться с несправедливостью мира, который давал финальный толчок, стало почти непосильной миссией.

Переодевшись и умывшись, Мария на отёкшей ноге поплелась на кухню, чтобы приготовить поесть, желудок невыносимо скручивало в тягостной муке, желудочный сок похоже начал прожигать слизистую. Подойдя к облезлой кухонной двери и, без захода внутрь, стало очевидно, что по ту сторону человек, который опять наплевал на все просьбы. Из щелей тянулся неприятный тошнотворный запах дешёвых сигарет. Желудок скрутило сильнее, одного вдоха хватило, чтобы перехотеть есть.

– Я же просила не курить дома, пап, для этого существует улица, ну в крайнем случае балкон, – сказала девушка и кинула недовольный взгляд.

–Не сердись, тебе не к лицу злость, – отрапортовал пожилой мужчина и потушил сигарету оставшуюся не докуренной на половину.

Мария тотчас понеслась сквозь клубы дыма к окну и с усилием распахнула закупоренные створки, едва подавив приступ кашля, и постаралась вдохнуть свежий аромат, но за место него в глубину носовых пазух устремился не до конца рассосавшийся дым, он защекотал всё нутро и вынесся наружу на огромной скорости с громким чихом. Несколько беспрерывных чихов и похоже клубы дымы совсем исчезли за оконным проёмом, оставив напоследок запах, который пропитал стены и потолок.

– Как прошёл день? – спросил отец у дочери и ласковым взглядом провёл по шмыгающему созданию.

Девушка посмотрела тревожно и отвела глаза, не желая говорить о сегодняшнем дне, притворяясь, что и дня как такового и не существовало.

– Не важно, лучше скажи, что приготовить на ужин?

Мария засеменила на опухшей ноге по кухне, открывая створки и обшаривая их содержимое. Она двигалась быстро и делала вид, что нога не связана со своей обладательницей. Не придавать значение пустякам наилучшая тактика, которую можно позволить на данном этапе.

– Что с твоей ногой? Упала? – отец подошёл к дочери и мягко взял её за предплечье, чтобы усадить на стул, – Посиди, я сам приготовлю, иначе завтра не сможешь ходить.

Девушка робко покорилась, она слишком устала для того, чтобы сопротивляться и выражать недовольство.

– Пельмени подойдут? – решил удостовериться пожилой мужчина и не встретив сопротивления поставил кипятиться на плиту кастрюлю с водой, – Так что с твоей ногой?

– Не важно, – буркнула Мария под нос и в очередной раз отвернула голову, чтобы уставиться прямиком в стену.

Иван Константинович устало причмокнул и уселся рядом с дочерью. Ему с каждым годом становилось всё тяжелее стоять, колени подводили и отзывались ноющей болью при длительной статике. Ходить было терпимее, чем находиться длительное время в одном положении. Дочь много раз говорила отцу сходить на приём к хирургу, но мужчина не привык ходить по врачам и не собирался вводить новые привычки в устоявшуюся закостенелую жизнь.

Старик, хотя нельзя семидесяти летнего мужчину так называть, но как же иначе, он же выглядит гораздо старше своих лет, имеет на редкость несгибаемый характер и убеждения. Служба в армии на протяжение более двадцати лет сослужила огромную роль для становления молодого юноши и в последствии взрослого созревшего мужчины, так что, если знать эту часть его биографии сразу становится ясно, почему именно Иван Константинович тот, кто он есть. Долгие годы муштры и беспрекословного подчинения приказам не оставляют шанса стать мягким, а лишь ограняют и без того не прогибаемый и стойкий темперамент. Но всегда и во всём есть толика исключений, и этим исключением для пожилого мужчины является его драгоценная дочь, которая является отдушиной и утешением в старости. Она не только главная и единственная женщина в жизни, но и главная ошибка, вина за которую не отпускает и по сей день. Вряд ли Иван Константинович признается, что его гложет совесть, таким признанием можно обесценить всё, что являлось неизменной константой.

– Да, что же это такое! – мужчина стукает кулаком по столу, – С завтрашнего дня я запрещаю ходить на собеседования, довольна! Ясно, что тебе больше не устроить на работу.

– Но, папа…, – комок в горле застревает у несостоявшейся учительницы.