Ошибки и допущения

Сразу же в глазах парня замаячило волнение, и не удивительно, сколько бы не было передумано правильных слов, Марии в итоге пришлось прийти к выводу, что самая ситуация крайне неправильная, поэтому и слова подобрать никогда не станет возможным. Лучше сообщить, как есть, от долгой подготовки ничего не изменится. Послушавшись совета учительницы Фролов сел и сосредоточил всё своё внимание на Марии Ивановне. Между тем учительница вздохнула чуть-чуть свободнее, нависание парня над учительским столом не облегчало её долю.

– Алёна мне рассказала, что вы встречаетесь, – проговорила известную истину Мария Ивановна.

Подходить настолько издалека она не планировала, но слова о беременности всё никак не соединялись в одно предложение на языке.

– Зачем она вам об этом рассказала? Неужто её мать узнала о нас? Хотя, нет… вы бы тогда не говорили, что Алёна в порядке, – высказал предположение парень.

Прежде чем перейти к кульминации Мария разрешила себе задать последний вопрос.

– А как ты относишься к Алёне?

– Нормально, – настороженно ответил покрасневший Серёжа, – Ну, мы встречаемся и всё-такое, но не думаю, что это серьёзно. Мы слегка молоды для отношений и ну… не думаю, что ей нужно что-то серьёзное.

Подобные размышления вполне свойственны для несостоявшегося в жизни человека, но всё равно заявление Фролова огорчило, всё меньше становился шанс, что он поступит правильно.

– Значит не серьёзно? – на взводе сказала Мария Ивановна и без раздумий добавила, – Ну, что ж поздравляю твоё несерьёзно обернулось беременностью Алёны.

В миг лицо парня изменилось от полнейшего непонимания до откровенного ужаса. Он предпочёл бы исчезнуть навсегда, если бы ему предоставили такую возможность. Этот взгляд полный отчаяния, ни с чем не сравнимого опустошения и искреннего отупения внушал беспокойство за его психическое состояние. Сидя молча, не отвечая, Серёжа надеялся, что его обманули, сыграли злую шутку, ведь в голове не укладывалось, как такое может быть правдой.

– Мы же были осторожны, – только и смог пролепетать Фролов спустя мучительные минуты молчания.

– И в чём же заключалась осторожность? Считать дни овуляций, вместо нормального предохранения. Ты же мужчина в конце концов, должен был думать в первую очередь головой.

Обсуждать интимные подробности чужой жизни становилось почти обыденностью, но такой тошнотворной. Секс и всё, что с ним было связано вызывали у Марии Ивановны не только благоговейный ужас, но и приступ отвращения. Очередное откровение едва не заставило учительницу расстаться с сегодняшним скромным завтраком.

– Я не хотел… – сквозь подступающие слёзы промямлил незадачливый парень.

– Хотел или не хотел уже не имеет никакой роли. Алёна беременна, это факт и тебе придётся с этим смириться. Она сейчас переживает тяжёлый период, у неё нет никого, кто сможет поддержать кроме тебя. Представь какого ей. Ты сидишь страдаешь и жалеешь себя вместо того, чтобы начать думать, что делать. Я могу понять, это новость выбила из колеи, но Алёну она выбила ничуть не меньше, ей приходится помимо всего прочего скрывать от матери своё положение и переживать изменения происходящее с организмом. Её жизнь разрушена, все планы рухнули… – начала чересчур давить Мария.

Фролов сидел и слушал не пререкаясь, всё больше проваливаясь внутрь себя, пока наконец не обнаружил лазейку.

– Она же может сделать аборт. Ну, зачем ей ребёнок. Да, я уговорю её сделать правильный выбор, да правильно… – Серёжа увлёкся своим откровением совершенно перестав соображать.

– Не сделает, – прервала поток поспешной радости учительница, – Она узнала слишком поздно, все сроки прошли.

Бурный поток подростковых раздумий в миг потерпел крах, одна надежда угасла, не дав новой появиться на свет. Как странно себя чувствовала в данный момент Мария не передать словами, ей так хотелось уйти и прекратить лезть в дела других, но уже поздно, вмешательство случилось и никакой силой воли не хватит изменить прошлое. Однажды она уже пребывала в подобном состояние, но то было конечным результатом экзекуции, сейчас же предвестником кошмара, который только набрал оборот. Пустые глазницы Серёжи, не отражавшие ничего, иссушали душу смотрящего, это было настолько страшно, насколько возможно. Если бы они источали испуг или отчуждение было бы гораздо лучше, чем губительная пустота. И вновь потекли секунды без радостного молчания. Мария Ивановна, просто поддерживая тишину, продолжала исступлённо отматывать время назад, пытаясь обнаружить, что сделала неправильно и поразмыслив пришла к выводу, что как бы ей не хотелось такая новость всё равно причинил бы боль, и правильного способа сказать правду не существует.