Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия

Росс знает, о чем говорит, опираясь на опыт своих лабораторных экспериментов и попыток разрешить острый конфликт между израильтянами и палестинцами. Даже когда каждая из сторон признает, что другая воспринимает проблемы по-иному, она просто думает, что другая сторона предвзята, а они сами — объективны, и что именно их восприятие ситуации должно послужить основой для соглашения. В одном из экспериментов Росс взял предложение о мирном договоре, подготовленное израильскими участниками переговоров, представил его как проект, подготовленный палестинцами, и попросил граждан Израиля его оценить, и наоборот. «Израильтянам проект палестинцев, когда его приписали Израилю, понравился больше, чем настоящий израильский проект, приписанный палестинцам, — говорит он. — Если ваш собственный проект перестает быть для вас привлекательным, когда его поддерживает другая сторона, каковы же шансы на то, что вам понравится проект, действительно разработанный другой стороной?» [42].

В США социальный психолог Джеффри Коэн обнаружил, что демократы поддержат серьезные сокращения ассигнований на социальное обеспечение, которые обычно ассоциируются с республиканцами, если думают, что их предлагает Демократическая партия, а республиканцы — поддержат щедрое финансирование социальных программ, если будут думать, будто их предложила Республиканская партия [43]. Но сообщите, что то же самое предложение якобы пришло от другой стороны, и эффект будет такой же, как если бы вы им предложили поддержать политику Усамы бен Ладена. Никто из участников исследования Коэна не знал о своей «слепой зоне»: о том, что на их мнение влияет их собственная партийная принадлежность. Все они, напротив, утверждали, будто их убеждения логично вытекают из тщательного изучения предложенного проекта и их базовых философских воззрений на управление обществом.

Росс с коллегами обнаружили, что мы верим в то, что наши собственные взгляды более беспристрастны и независимы, чем у других, отчасти потому, что мы полагаемся на интроспекцию: собственное осмысление того, как мы думаем и чувствуем, но у нас нет возможности узнать, что в действительности думают другие люди [44]. И, когда мы занимаемся интроспекцией, заглядывая в наши души и сердца, наша потребность избежать диссонанса заверяет нас в том, что у нас только самые лучшие и честные мотивы. Мы принимаем собственную заинтересованность какой-то проблемой как основание для того, чтобы считать, что наше мнение — верное и обоснованное: «Меня годами интересовала проблема контроля над огнестрельным оружием, следовательно, я знаю, о чем я говорю», — но точно такую же заинтересованность в проблеме других людей, взгляды которых отличаются от наших, мы считаем источником их предвзятости: «Она не может беспристрастно рассуждать о контроле над огнестрельным оружием, потому что долгие годы была вовлечена в эту проблему».

Все мы не осознаем свои «слепые зоны» подобно тому, как рыбы не знают, что плавают в воде, но те из нас, кто пользуется какими-либо привилегиями, испытывают особенно сильную мотивацию оставаться в неведении. Когда Мариния Фарнем стала знаменитой и богатой в конце 1940-х — начале 1950-х гг., советуя женщинам оставаться дома и растить детей, чтобы не подвергаться рискам фригидности, развития неврозов и утраты женственности, она не замечала противоречия (или иронии) в том факте, что она сама пользовалась привилегией работать врачом, а не сидеть дома и растить детей, включая и двоих собственных. Когда богатые люди говорят о бедных, они редко благодарят свою судьбу за то, что им повезло оказаться богатыми, и не задумываются о том, что, возможно, это везение незаслуженно. Привилегии — это их «слепые зоны» [45]. Привилегии остаются для них невидимыми, они их не анализируют, они оправдывают свой высокий социальный статус как нечто, принадлежащее им по праву. Тем или иным способом все мы не замечаем тех привилегий, которые подарила нам жизнь, даже если это временные привилегии. Большинство людей, которые обычно летают экономическим классом, для которого придуман вызывающий иронические ассоциации эвфемизм «главный салон», считают привилегированных пассажиров бизнес-класса и первого класса расточительными снобами, хотя и завидуют им. Представьте, сколько денег они выбрасывают, переплачивая за короткий шестичасовой полет! Но, если они решают купить билет в бизнес-класс или их в него пересаживает стюардесса — их взгляды меняются, и теперь у них наготове самооправдания, представляющие собой комбинацию жалости и презрения по отношению к их бывшим соседям-пассажирам, уныло проходящим мимо них на свои дешевые места.