Ошибки, которые были допущены (но не мной)

Нам больно признаваться в этом, но, когда история детского сада Макмартин впервые появилась в новостях, мы оба, независимо друг от друга были склонны поверить в виновность воспитателей. Не зная подробностей обвинений, мы бездумно поверили клише «нет дыма без огня», хотя нам как ученым не следовало слепо доверять такой информации. Когда через несколько месяцев после суда история была опубликована полностью, и мы узнали об эмоционально-неуравновешенной матери, выдвинувшей первое обвинение, а потом продолжавшей выдумывать все более и более сумасшедшие обвинения, пока даже обвинители не перестали обращать на нее внимание, о том, как детей много месяцев вынуждали «все рассказать» ретивые социальные работники, отправившиеся в «моральный крестовый поход», о том, как истории, рассказанные детьми, становились все более диковинными — мы почувствовали себя дураками, и испытывали неловкость из-за того, что пожертвовали нашим научным скептицизмом, принеся его в жертву на алтарь, как нам казалось, праведного гнева. Наша первоначальная доверчивость вызвала у нас сильный диссонанс, который мы продолжаем испытывать до сих нор. Но наш диссонанс не выдерживает никакого сравнения с тем, что испытывали люди, лично участвовавшие в этой истории, или те, кто публично высказывался о ней, включая психотерапевтов, психиатров и социальных работников, считавших себя квалифицированными клиницистами и защитниками детских прав.

Никому из нас не нравится узнавать, что мы заблуждались, что наши воспоминания — искажены или перемешаны с фантазиями, или что мы допустили скандальную профессиональную ошибку. Для людей, которые работают в медицинских профессиях, ставки особенно велики. Если у вас есть система убеждений, которыми вы руководствуетесь в своей практике, и вы узнаете, что некоторые из них ошибочны, вам нужно или признать, что вы неправы, и изменить ваш подход, или отвергнуть новые доказательства. Если ошибки не очень сильно угрожают вашим представлениям о собственной компетентности, и вы не делали публичных заявлений в их защит у, вы, вероятно, с готовностью измените ваш подход и будете благодарны за то, что предложен лучший метод. Но, если некоторые из этих ваших ошибочных представлений усугубили проблемы вашего клиента, разрушили его/ее семью или отправили невинных людей в тюрьму, тогда у вас подобно тому, как это произошло с терапевтом, консультировавшей Грейс, возникнет серьезный диссонанс, и его будет необходимо разрешить.

Это дилемма Земмельвейса, описанная во введении. Почему же коллеги не сказали ему: «Послушай, Игнац, огромное тебе спасибо за то, что ты обнаружил причину трагических смертей наших пациентов, которых можно было избежать»? Чтобы эти врачи приняли его простую спасающую жизни рекомендацию: мойте ваши руки, им нужно было признать, что они были причиной смертей женщин, пользовавшихся их врачебными услугами. Это было для них нестерпимо, так как ставило под сомнение их ключевые представления о себе как о медицинских экспертах и мудрых целителях — по существу, они порекомендовали Земмельвейсу убраться от них подальше вместе с его глупыми идеями. Поскольку они упрямо отказывались принять убедительные доказательства Земмельвейса: более низкий процент смертности его собственных пациентов, значительно раньше, чем началась эра исков против врачей по обвинению в профессиональной некомпетентности, мы можем уверенно заявить о том, что они поступали так, чтобы защитить свое эго, а не свой доход. Медицина с тех дней ушла далеко вперед, но потребность в самооправдании осталась прежней.

Большинство профессий в конечном итоге, хотя порой и медленно, развиваются и корректируются. Если сегодня вы — врач, вы моете руки и используете латексные перчатки, а, если вы забудете об этом — вам напомнят ваши коллеги, медсестры или пациенты. Если вы управляете компанией, выпускающей игрушки, и ошибочно предсказываете, что ваша новая кукла будет продаваться лучше, чем Барби, рынок поправит вас. Если вы — ученый, вам нельзя фальсифицировать данные о вашей клонированной овце, а потом пытаться обмануть ваших коллег — первая же лаборатория, которой не удастся воспроизвести ваши результаты, поспешит всему миру сообщить об этом. Если вы — экспериментальный психолог и делаете ошибку в содержании вашего эксперимента или в анализе результатов, ваши коллеги и критики немедленно проинформируют об этом вас самих, других членов научного сообщества и вообще всех в пределах солнечной системы вплоть до орбиты бывшей планеты Плутон [**]. Конечно, не все ученые «научны», т. е., открыты для новых фактов и готовы отказаться от своих укоренившихся представлений или согласиться, что материальная личная заинтересованность может повлиять на их исследования. Но, даже если отдельный ученый не захочет исправлять свои ошибки, в конечном итоге, наука сделает это за него.