– У нас для тебя удивительная новость, – сказал Джек, когда Эва укладывала Кори в постель.
За окном рядом с кроватью Кори на деревьях мерцали светлячки, и Кори пришлось оторваться от них и обратить внимание на отца.
– Какая? – спросила она.
– Скоро у тебя будет братик или сестренка, – сказала Эва.
На освещенном настенным ночником лице Кори отразилось удивление.
– Когда? – спросила она.
– В ноябре, – сказала Эва.
– Это станет для тебя чем-то вроде особенного подарка на день рождения, – сказал Джек. Двадцать второго ноября Кори должно было исполниться семь лет.
Кори перевела взгляд на живот.
– А ребенок сейчас в твоем животике? – спросила она. – Не похоже, чтобы он был там.
Эва засмеялась, положив руку на живот.
– Угу, – сказала она. – Он или она сейчас совсем маленький, но ты увидишь, как все изменится через несколько месяцев.
– Я не могу ждать! – Кори захлопала в ладоши. – Это самая лучшая новость с тех пор, как мне исполнилось четыре года, – сказала она.
Эва снова засмеялась.
– А что случилось, когда тебе было четыре года, милая? – спросила она.
Кори с восхищением посмотрела на Джека.
– Тогда у меня появился папа, – сказала она.
Так или иначе, до родов Эве удавалось ходить к врачу одной. Хотя они с Джеком никогда об этом не говорили, он, видимо, решил, что жена будет чувствовать себя некомфортно, если он пойдет с ней на прием, и перестал надоедать ей со своими просьбами. Эва привела его на ультразвуковое исследование, полагая, что специалисту незачем упоминать о том, что это ее первая беременность. Эва сказала Джеку, что ей не делали ультразвукового исследования, когда она была беременна Кори, поэтому он отнюдь не удивился, когда она расплакалась от изумления в тот момент, когда врач показал на мониторе, как бьется сердце ребенка.
Потом Джек повел ее в ресторан, на романтический ужин. Сидя за столом, они держались за руки, потом, вернувшись домой, они занялись любовью, и Эва плакала, говоря ему, как сильно любит его. Эва постоянно твердила ему об этом, боясь, что он может интерпретировать ее потребность в уединении не просто как нежелание заниматься с ним любовью.
В первые месяцы беременности она чувствовала себя очень хорошо. Но потом ее вдруг начали мучить ночные кошмары. В них она рожала девочку, а потом у нее начиналось кровотечение, кровь потоком лилась из нее, а она лежала на больничной койке, пытаясь закричать и позвать на помощь, но не могла издать ни звука. Несколько раз в неделю она, задыхаясь, просыпалась среди ночи, вскакивала с кровати и, откинув одеяло, включала свет, чтобы проверить, нет ли на простыне крови. Джек поддерживал ее, пел ей песни и нашептывал нежные слова. Однако ничто не могло прогнать из ее сознания образ бледной и холодной Женевьевы Рассел, лежавшей на кровати в хижине, когда жизнь покидала ее тело.
Эва понимала, что ни за что не сможет помешать Джеку оставаться рядом с ней во время схваток и родов. Не то чтобы она не желала этого, она сама нуждалась в нем. Он посещал вместе с ней курсы молодых родителей, и когда кто-нибудь спрашивал, первая ли у нее беременность, она всегда отвечала, что ей кажется, что первая, потому что, когда у нее родился первый ребенок, она была слишком молодой и наивной.
– Должно быть, тебе трудно пришлось, когда ты рожала Кори, – сказал Джек, когда они ехали домой после занятий. – У тебя не было никакой поддержки.
– Я едва помню, как это было, – сказала она. – То есть, конечно, помню, что было больно, но, вероятно, меня накачали лекарствами, потому что все, что я, по правде сказать, помню, так это как я держу на руках Кори.
– Что же, надеюсь, на этот раз будет легче. – Дотянувшись до ее руки, Джек сжал ее.
Эва надеялась, что во время схваток и родов Джек не обмолвится о ее «первой беременности» в присутствии медицинского персонала, который сможет услышать его. Хотя она все больше волновалась из-за родов, еще больше ее пугало то, что вся ее ложь выплывет наружу.
31
В начале октября Эва работала в Картрайт-Хаус, когда в дверь ее маленького кабинета постучали. Она консультировала мальчика с суровым лицом и розовым ирокезом на голове, скрывающими нежную душу, и удивилась, что ее прервали.
– Эва? – позвал консультант за дверью. – Прости, что беспокою, но тебе звонят из школы, где учится твоя дочь. Они говорят, что это срочно.
Наспех попрощавшись с мальчиком, Эва так быстро, как позволял ее живот, выбежала из комнаты. Она побежала через холл к кабинету директора, где стоял телефон. Через три секунды она уже нарисовала в своем воображении сломанные кости, кровь и нечто еще более ужасное. В последние пару месяцев с Кори не было никаких хлопот, а ее переход в первый класс был совсем не похож на то, как она пошла в нулевой. У нее были хорошие отметки, и теперь у нее был свой абонемент в библиотеку. Было нелегко постоянно снабжать ее новыми книгами, которые она быстро проглатывала.
В кабинете Эва схватила лежавшую на столе трубку.
– Это Эва Эллиотт, – сказала она. – Что-то случилось?