Сохранились почти все церкви, и, по общему ощущению, это место как бы выпало из времени – или застыло в каком-то суммарном времени. В центре стоит посеребренный аккуратный Ильич, рядом мемориальный дом патриарха Тихона, дальше – дом какого-то «благочинного В. Щукина». Еще дальше – памятник самолету в виде самолета. На окраине – полуразрушенная церковь с надписью на дверях: «Храм загажен КПСС» (а такая надпись – сама по себе исторический памятник).
Вывеска: «КООП “Молодежный”. Ритуальные услуги». В книжном магазине… Нет, про книжный магазин лучше не стоит, благостная картина не выдержит такого мазка. Впрочем, единственная поэтическая книга там – почему-то сборник Ходасевича. Имена других авторов (не поэтов, а вообще) мне не известны.
Длинное озеро, украдкой подползающее почти к центру города. Дворы с сараями, цветущими вишнями и черемухой во всей ее силе. Благодать.
Ялта – Коктебель (2008)
В Ялте я провел три дня, в Коктебеле четыре. Очень соскучился по морю и согласился на эти предложения, не раздумывая и ничего заранее не выясняя. Совершенно не знал, куда я, собственно, еду. Клише подсказывали, что в Ялте будет что-то академическое, а в Коктебеле богемное. Вышло ровно наоборот.
Коктебельское мероприятие, как выяснилось, уже давнее, с некоторой историей. Называется «Волошинские чтения». Устраивает их музей, а от Москвы курирует чрезвычайно неприятный господин с повадками комсомольского активиста. Там какая-то своя жизнь и своя борьба. Крым борется с Украиной в лице главы думского комитета по духовности (я не шучу) за установку памятника матери Волошина. Тот не разрешает. Борьба идет за «духовное возрождение» Коктебеля: еще один памятник, еще один фестиваль. А что дом, где Гумилев написал своих «Капитанов», продан и изгажен евроремонтом, это так, не важно. А набережная, где всю ночь гремит дикая музыка и нет от нее нигде никакого спасения?
О набережной особый разговор. Это, я думаю, единственная в мире набережная, ни из одной точки которой не видно ни моря, ни даже окрестных гор. Только кафе, рестораны и ларьки тянутся сплошным бесконечным рядом в невозвратную даль. Уже и жилья никакого нет, ни огня, ни темной хаты, только степь да голые холмы, а ряд все тянется, и нет ему конца. В первый свой вечер я попытался из любопытства до этого конца дойти, но загрустил и повернул назад.
На этой набережной и находится заведение «Богема», где проходили вечерние чтения (все же было там и что-то богемное).
А ялтинский фестиваль – молодой, проходит второй раз и собирает в основном окрестную молодежь. В жюри основного конкурса был такой, например, автор: Мастер Евгений, победитель первого международного поэтического конкурса «Муравей на глобусе». Жили мы в бывшем санатории Минобороны, который, в свою очередь, – бывшая усадьба Мордвинова со старым и очень красивым террасным парком. Но третью ялтинскую ночь пришлось провести в гостинице, где нам выделили четырехместный номер на шестерых. Нелюбезная служащая на вопрос, как она это себе представляет, ответила без тени сомнения, указав на меня и Кибирова: «Это – братья, могут спать вместе». Братья все же спали раздельно.
Братское наваждение продолжилось на совместном чтении.
Этот близнечный миф волнует меня по одной причине: в очередной раз становится понятно, что люди видят (в смысле – воспринимают) вовсе не то, что они видят. Устройство и как бы врожденная дефектность человеческого зрения – вот что мне интересно. Не как доморощенному психологу, конечно, а как доморощенному искусствоведу – человеку, регулярно думающему про всякую живопись и прочее искусство.
Почти весь первый ялтинский день нас в море не пускали, а непрерывно кормили и мучили всякими «слэмами». Только вечером я до него добрался и, плавая, в голос стонал от наслаждения. Мог бы и не добраться, но, по счастью, вечернее чтение там и было – на пляже. Называлось это «Звезды Массандровского пляжа», и я присутствовал там как слушатель. На следующее утро, около девяти, меня вызывали принять участие в загадочном «Крещендо водолазов», но я и здесь упорствовал.
А читал всего два раза, и оба раза – во дворах: в Ялте во дворе дома-музея Чехова, в Коктебеле – Волошина. Могу теперь считать себя придворным поэтом.
Тоскана (2009)