Ошибочная версия

— Не заладилось что-то у нас, — сказал Белый. — Я думал, быстро сделать и смыться. А они ждут двадцать седьмого — еще один парень должен приехать. И тогда же приедет сюда один фрайер из Ташкента. Это очень большие деньги. И если уж брать, так и их. А времени ждать у нас нет. До двадцать седьмого мы сгорим. Эта хата уже пылает, как соломенная. Время идет, менты работают. Я не я буду, если они нас уже не обложили. Чую.

— А почему они нас должны обкладывать? — спросил Костик. — Следа нет, все тихо.

— Тихо? — яростно сорвался Белый. — А пьяный вчера под забором? Тихо?

— Так пьяный же. Я сам нюхал, — сказал Костик.

— Это для тебя он был пьяный. Часа четыре лежал. Может, и не пьяный. Ты думаешь, они там зря зарплату получают? Надо смываться, Костик.

Вчера еще у Белого было отличное настроение — все так хорошо получилось, а сегодня запсиховал.

— Где мы наследили?

— А шофер? А ты у Валета своего два раза был? А поезд? Я что — прозрачный?

— Шофера еще найти надо.

— Найдут. Ты не будь такой умный Все умные давно уже срок мотают. Умники твои сидят и думают: почему это деревья так странно растут, что снизу толсто, а сверху тонко? Почему не наоборот — пилить легче было бы. Понял? Ты не будь такой уверенный. Тебе сколько жить? Ты знаешь? И я не знаю.

Белый кидался от стены к стене. На кухне звякала посудой Анна.

— Вот портфельчик лежит. Тут, будь уверен, — двадцать кусков. Они их вынули и дали не моргнув. Дело миллионом пахнет. Бросить нельзя и рисковать почем зря нельзя.

К середине дня в управление ступило два сообщения. Первое из колонии, где отбывал наказ Вадим Толкаченко. Начальник колонии сообщил, что на имя заключенного Толкаченко регулярно ступают переводы и посылки из Приморска. Отправитель — Анна Трифонова, проживающая на улице Тенистой, дом сорок шесть.

Второе сообщение пришло из Ташкента. По сведениям, полученным милицией, Исмаил Хаджиев дважды заказывал междугородний разговор с Приморском. Вызывал по служебному номеру треста Коопвнешторг Георгия Александровича Вареника.

С первым сообщением Чернобыльский пришел к начальнику управления.

— Сходится адрес, — сказал он. — Тенистая, сорок шесть, предположительный район убийства Белова.

Спустя час весь район был перекрыт милицейскими группами. Молодые люди в штатском держали под наблюдением каждый перекресток. В ближних переулочках стояли машины. И за рулем каждой, откинувшись, почти развалясь, вроде бы подремывал водитель. Они лениво поглядывали на улицу, но в нарочитой этой небрежности таились тревога и готовность по первому сигналу рвануться вперед.

Установка была одна: брать бандитов сразу, брать, как только выйдут на улицу. Если же не выйдут, если досидят дома до темноты, тогда вперед пойдет группа захвата.

Машина Чернобыльского стояла двух кварталах от дома Трифоновой. Запищал сигнал телефона, полковник взял трубку и нажал клапан:

— Слушаю.

Начальник управления спросил:

— Как состояние?

— Плюс пятнадцать.

“Плюс пятнадцать” означало, что с момента выхода преступников из дому, с момента их появления в поле зрения группы захвата до непосредственного задержания должно пройти пятнадцать минут.

— Многовато. Можно довести до плюс пяти?

— Трудно. Улица широкая, днем обычно пустая.

— Сколько у них может быть патронов?

— В пистолете Белова — обойма. Если нет другого оружия.

Чернобыльский понимал волнение начальника управления. И сам в душе просил судьбу сделать так, чтобы бандиты не вылезли на улицу днем, чтобы дождались темноты, досидели в доме до вечера. Днем трудно будет брать их без перестрелки. Выборный участия в операции не принимал. Он было попросился в группу захвата, однако неожиданно получил отказ.

— Занимайтесь Ташкентом, — отрезал Горохов.

Выборный поговорил о том же с Чернобыльским, но начальник уголовного розыска, к удивлению майора, поддержал Горохова.

— Ведите разработку. Группа захвата сформирована, менять решение поздно.

Дело шло к вечеру. Белый метался по комнате, отводил занавесочки на окнах, подолгу застывал, глядя на улочку.

Позвал:

— Пошли на чердак!

Чердачное окно было густо заметено паутиной. Костик хотел было смести ее движением руки, но Белый с силой рванул его назад:

— Не вылазь. Сиди тихо.

Сверху было видно немного лучше. Тихая, безлюдная улица, часть длинного фабричного забора, верхушки деревьев. В соседнем дворе за забором мальчик играл со щенком. Кудлатый белый щенок высоко подпрыгивал, стараясь достать палку, смешно переворачивался в воздухе, шлепался на лапы.

— Они выходят.

Чернобыльский, чуть склонясь вперед, слушал сообщение.

Докладывающий вдруг замолчал. В молчании его чувствовались и тревога и испуг.

— Ну, что там у вас? — грубо спросил полковник.

— Ребенок с ними.

— Какой ребенок? — ничего не понимая и свирепея от этого, рявкнул Чернобыльский. — Говорите толком.

— Они вышли вдвоем. С ними мальчик лет восьми. Ведут за руки. Идут быстро. Через минуту выходят на первую пару. Что делать?

— Ах, черт! — Чернобыльский повернулся к шоферу. — Давай туда.