Ошибочный адрес (сборник)

Помня те пакости, которые ты мне причинил в детстве, в юности и в те годы, когда я начал работать, я не должен бы предупреждать тебя о грозящей опасности. Но я не такой окончательный подлец, как ты! Однако помни: мое предупреждение не милосердие — ты мне заплатишь за него…

Я не буду перечислять всего, что ты творил надо мной.

Когда я стал работать, ты склонял меня бросить дело и жить, как ты. Я не послушался, и ты стал досаждать мне по-другому: приходя в книгохранилище, крал ценные старинные книги. Вместе с вором-рецидивистом Исаевым вы хотели ограбить музей… И я каюсь, что не сообщил в тот раз о вас уголовному розыску…

…Когда ты впервые скрылся из Лучанска, я познакомился с писателем Александром Орловым. От меня он многое узнал о тебе, Исаеве-Кускове и других наших знакомых. Орлов описал, как я теперь в этом убедился, нашу жизнь довольно красочно и, главное, верно. Мы — отрицательные персонажи его записок. Если трезво оценить написанное Орловым, — это обвинительный акт против таких, как мы с тобой. Но, рассказывая Орлову о ваших преступных похождениях, я еще наполовину принадлежал вам — наделил вас вымышленными именами.

Накануне его отъезда на фронт я признался ему, что держал его в заблуждении несколько лет, и сообщил ваши подлинные имена. Я сказал и главное: ты в Лучанске, у тебя в кармане партийный билет, словом, все, что мне было известно о тебе…

Почему я так поступил? Может, это был минутный порыв, пробуждение гражданской совести — не знаю.

Александру Орлову ничего другого не оставалось, как только написать об этом заявление и вместе с его записками передать в управление госбезопасности. Но ошибка Орлова заключалась в том, что он не сам передал материал, а поручил это сделать своей жене.

Не буду тебе объяснять почему, но жена Орлова не выполнила поручения мужа, и когда в Лучанск приехал работать полковник госбезопасности Владимир Орлов, записки его брата были уже у меня.

Если ты, Захудалый, а также Кусков-Исаев хотите получить их, платите мне десять тысяч рублей. Не согласитесь, я их передам куда следует. Как это обернется для вас, представьте себе сами.

Обо мне хоть там написано много, но все это не выходит из рамок. Я в записках только неустойчивый элемент. Преступлений, какими богата ваша жизнь, я не совершал. Решайте сами, как вам поступать для самосохранения. По-моему, цена все же сходная, в базарный день дадут дороже!..

О согласии можешь сообщить по телефону 2-99-01. Срок три дня. После будет поздно!

Пишу это письмо без всякого страха, ибо ты — мерзавец и трус. За изгаженную мою молодость, за твое издевательство, за все, за все отомстить тебе, Захудалый, надо было давно. Лучше поздно, чем никогда!

О. Моршанский».

Взглянув на Кускова, Слободинский скомкал письмо, бросил его в пепельницу, стоявшую на туалетном столике, и поднес зажженную спичку к бумаге. Наблюдая, как пламя захватывает все новые и новые строчки, написанные, зелеными чернилами, Слободинский думал: «Да, что могло быть, если бы кто-нибудь другой прочитал?» Дождавшись, когда письмо сгорело дотла, он ссыпал пепел в газету, аккуратно завернул и сверточек положил в портфель.

Кусков только один раз через плечо посмотрел, чем занимается Слободинский, и когда тот прятал сверток с пеплом в портфель, сказал:

— У меня есть фотокопия с письма и негатив. Ты мне заплатишь за них еще…

Слободинский готов был вцепиться в фотографа, но не решался, боясь чтобы кто-нибудь с улицы не увидел его рядом с Кусковым. Сжимая в руках портфель, он прошипел:

— Прохвост, жулик, мерзавец!..

Однако у Кускова уже пропал интерес к Слободинскому, и он грубо сказал:

— Уходи, я сейчас запру лавочку!

Убедившись, что ему не угрожает опасность, Слободинский встал.

— Бездельник, — сказал он, — хотя бы прибрался в своем заведении…

— Сойдет, — ответил Кусков. — О фотокопии не беспокойся, я пошутил…

Слободинский посмотрел на Кускова и понял: он говорит правду. Но ни это, ни уничтожение письма Моршанского не принесло ему полного успокоения. Записки Орлова, о которых упоминал Моршанский, существуют, и можно лишиться рассудка, если постоянно думать о том, что произойдет в случае их огласки…

Слободинский не мог простить себе, что разрешил Кускову впутаться в эту историю. Если бы, получив письмо, не растерялся, все было бы иначе! С письмом он тогда сразу же познакомил Кускова. Тот, прочитав, разразился злобной бранью и сказал, что будет сам разговаривать с Моршанским. Слободинский считал, что Кусков, для этой роли подходит лучше, тем более, что он с уверенностью сказал: получу от Моршанского записки без единого гроша.