Ошимское колесо (ЛП)

Хотя убегание – отличная стратегия, но хороший трус всегда пользуется нечестным преимуществом. Пригнувшись, я попятился по высокому коньку, повернулся и вытащил кинжал, уже скучая по мечу Эдриса. Две бледные руки схватились за края крыши по обе стороны от плиток конька. Я прижал кинжал к четырём пальцам справа, держа рукоять обеими руками, и навалился всем весом. В следующую секунду над коньком показалось рычащее лицо послушника, в его глазах не было никакого священного намерения, зато они были полны тем жутким голодом, который движет мертвецами. Я бросил попытки отрезать его пальцы и врезал ему обоими кулаками по лицу. Он свалился, и я снова принялся удирать.

Любой, кому хватило бы глупости добежать до конца крыши второго здания, предстал бы перед зияющей расщелиной и возможностью прыжка через неё на широкую наклонную крышу королевских конюшен. Зная об этом, я ускорился и с диким криком покинул крышу, махая в воздухе ногами и крутя руками. Я приземлился на крышу конюшен, услышал хруст черепицы – а, возможно, и моих костей, – шмякнулся лицом и, судя по ощущениям, снова сломал нос. Через секунду я собрался с чувствами и понял, что качусь. Раскинул руки и ноги, как морская звезда, и вскоре остановился в нескольких дюймах от водосточного желоба.

В пятидесяти ярдах позади я увидел, как гигант взбирался на конёк крыши, с которого я только что спрыгнул. Первым теперь бежал священник со сломанной рукой, а за ним послушник с подрезанными пальцами – видимо, их поднял усиленный мертвец. Я карабкался вверх по крыше конюшен, и из моего носа постоянным потоком крупных капель текла кровь.

У побега должна быть простая и единственная цель. Образы Миши и её ребёнка осложняли текущую погоню, а когда я добрался до конька, мне пришло в голову, что в трудные времена сёстры де Вир станут разыскивать друг друга. Неужели Миша в Римском зале с Лизой? Потому что если так, то какой бы мясник ни собрал тварь, преследующую меня, несомненно, сейчас он под одной крышей с обеими женщинами. Поэтому траектория моего "побега" медленно изогнулась обратно в сторону Римского зала и привела меня к серии всё более рискованных для жизни прыжков, которые для мертвецов, похоже, были куда менее рискованными, чем для меня.

Некоторое время я лежал, изнурённо дыша. В нескольких ярдах подо мной рухнул священник, грубо брошенный гигантом. Каким-то образом он удержался одной рукой и в свете луны посмотрел на меня. Он зарычал, причём удручающе энергично для старого священнослужителя, который на моей памяти и ходил-то при помощи толстой трости или тощего певчего. На таком расстоянии я, наконец, вспомнил его имя. Отец Даниэль.

Рядом с ним на крышу рухнул послушник, не смог удержаться окровавленной рукой и свалился на далёкую землю. Напомнив мне, что снова пора бежать.

В десяти ярдах от края крыши конюшен я свернул налево и понёсся по уклону вниз. За пять ярдов до нижнего угла крыши я начал тормозить, направляясь на удлинённый скат. К тому времени, как я добрался до угла, я нёсся уже не сломя голову, а сломя ногу, и спрыгнул вниз с воплем, который наполовину был молитвой и всецело – надеждой.

Когда падаешь на землю, главное – перекатиться. Ну, в основном главное – не переломать себе всё. Но перекат помогает. Ноги подкосились, принимая на себя мою инерцию со всей доступной им мужественностью, я свалился вперёд и перекатился уже после того как упал. Шмякнулся об камни намного сильнее, чем следует, кувырнулся, и через несколько ярдов остановился стонущей кучей.

Отец Даниэль приземлился недалеко от меня, сломав обе лодыжки. Он так и полз за мной, вызвав воспоминания о нескольких старых кошмарах, но теперь он двигался даже медленнее, чем ему удавалось при жизни.

Шатаясь, я поднялся и заковылял прочь. От глухого удара за моей спиной моё сердце едва не остановилось – это приземлился гигант. Застонав, я захромал быстрее, проклиная правое колено, которое словно наполнилось битым стеклом. К тому времени, как я добрался до Бедного дворца, задыхаясь и крича о помощи, я так и не встретил ни единого человека, который не был мёртвым и не пытался меня убить, за исключением Роноло.

Я направился на крышу Бедного дворца своим детским маршрутом: с подоконника на арку окна, потом на две головы горгулий с разинутыми пастями, готовыми изрыгнуть грязную воду из уборных. Ещё подоконник, ещё арка и сложный подъём на край крыши из-под выступа карниза. Это было намного проще, когда я весил раза в четыре меньше, чем сейчас, и ещё не понимал, что не отскочу от земли, если упаду.

Я не понимал, как гиганту удалось забраться за мной. Судя по звукам, он вырывал руками куски песчаника из стен. Когда я добрался до тёмного склона крыши, мёртвая тварь тянулась к моим пяткам.