ОШО "Мастер" Размышления о преображении интеллектула в просветлённого

Мастер сказал: «Я знаю. Он единственный человек... я надеялся, что он подойдет и напишет ответ. Но я совершенно забыл, что, во-первых, он не честолюбив; во-вторых, он не умеет писать, он неграмотный; в-третьих, я же сам запретил ему: "Когда наступит время, я сам приду к тебе. Ты должен оставаться на работе, которую я дал тебе, и никогда не показываться на глаза"».

Среди ночи вошел мастер, разбудил Хуэй Нэна, дал ему чашу и свою мантию и сказал: «Теперь беги, потому что ты простой парень. Тут большая конкуренция, и тут опасные люди — тот человек, Хуэй Мин, был генералом, он воин. Они будут пытаться отнять мантию и чашу, поэтому скройся как можно подальше».

Хуэй Нэн сказал: «Но я не знаю ничего. Кроме того, я не совершил никакого преступления. Зачем тебе делать меня своим преемником? Почему меня нельзя оставить жить спокойно? Ты можешь найти... столько людей стремятся, хотят стать преемником, почему ты беспокоишь меня?»

Но мастер сказал: «Вот причины, почему я беспокою тебя: человек, который не заинтересован вообще, — это подходящий человек. Человек, у которого нет амбиций, — достоин. Человек, который может отказаться от высочайшей ступени в традиции дзэна — быть патриархом, — это мастер из мастеров...»

Хуэй Нэн все еще старался убедить его: «Позволь мне готовить рис и не тревожь мой сон! Я устал, а утром должен начинать свою работу снова, — только подумай о двенадцати тысячах монахов и их рисе...»

Мастер сказал: «Прекрати все это! Если люди дознаются, что я выбрал тебя, они убьют тебя. Бери эту чашу и эту мантию и беги прочь, потому что завтра утром я умру, а перед этим я хочу, чтобы ты был за много миль отсюда». Вот как Хуэй Нэн был избран преемником.

Странные люди... и странные у них истории, но огромной значимости. Этого Хуэй Нэна преследовал Хуэй Мин, генерал, с тысячами людей, чтобы схватить того и силой отнять чашу и мантию — с тем, чтобы Хуэй Мин мог объявить мастером себя. Такова подоплека этой истории.

Мин первым настиг Хуэй Нэна, — а там было к тому же много других преследователей. Шестой патриарх бросил мантию и чашу на скалу и сказал: «Эта мантия выражает веру, как же можно взять ее силой?» Веру нельзя забрать насильно. Вера растет лишь в атмосфере любви, Вера — это высочайшее цветение; она не может быть отнята силой.

«Вот мантия, а вот чаша. Но помни, — эта мантия выражает веру, — а ты только генерал — ты знаешь пути силы, ты не знаешь путей любви. Как же можно взять ее силой? Если ты можешь взять ее силой, бери».

Мин попытался поднять мантию и чашу, но был не в состоянии сдвинуть их. Это может показаться вымыслом, но из глубочайшего опыта моего собственного «я»,- я не считаю это вымышленным. У меня есть свое собственное объяснение, почему это произошло... Хуэй Нэн был человеком спокойным и молчаливым, человеком без всяких желаний, а когда такой человек говорит, то говорит авторитетно, его слова — чистая энергия. И когда он произнес: «Эта чаша и эта мантия представляют веру, а вера не может быть взята силой», — уже само его утверждение могло ослабить Хуэй Мина. Хуэй Мин знал прекрасно, что не обладает верой, — он знает только, что такое сила. Это, очевидно, и ослабило всю его волю. Это не чудо; это простой психологический факт. Он попробовал поднять... но, очевидно, он пробовал, прекрасно зная, что не смог бы поднять этого.

Есть место возле прекрасной реки Нармады, где был храм Шивы. Снаружи каждого храма Шивы — его телохранитель, бык; бык восседает снаружи храма. Прямо под быком в том храме есть ярус — это древний храм, — там небольшое пространство, через которое вы можете пройти... но только если у вас есть вера.

Я отправился туда с другом, который был профессором, — полным сомнений, хоть он был и не слишком толстым. Когда я предложил ему: «Попробуй пройти через это небольшое пространство под быком», он сказал: «Не вижу никакой проблемы. Я ведь не толстяк, я пройду».

Я сказал: «Ты не сможешь пройти, потому что если ты не имеешь веры... Вопрос не в том, толстый ты или худой; я видел толстяков, проходивших там, и видел худых, которые застревали».

Он возразил: «Все это вздор, я покажу тебе». Но даже когда он говорил это, в глубине души он дрожал. Собралась толпа, которая нагнала еще больше страха, и он застрял посередине. Он закричал: «Помогите мне!»

Я сказал: «В вопросах веры никто не может помочь. Попробуй свою логику, попробуй свое здравомыслие, попробуй свои аргументы». А люди смеялись! Они смеялись, поскольку он был очень худым, — почему он застрял? Он совсем утратил всю свою волю. Он прекрасно знал, что не имел веры, не имел доверия, был полон сомнений — он есть сомнение, и больше ничего. Он прекрасно знал в глубине своей души, что не смог бы пройти.