Осина при дороге

– Приходилось… – кивал он, уплетая курицу и жалея, что не захватил в магазине ту черную бутылку с молдавским аистом, что стояла на видном месте. Аист был знакомый и вполне благонамеренный, он собирался по древнему обычаю вить гнездо…

– Приходилось. В эвакуации, мальчишкой, – говорил Голубев. – На лесозаготовках, в Сибири был… Чай разносил на зимней делянке – а чайник жестяной, литров на восемь! Тащишь его, бывало, от полевого «титана» в конец делянки, раз десять упадешь в снег…

Люба слушала его с усмешкой, без стеснения брала конфеты и держала таявший в пальцах шоколад, как ресторанная барышня, отставив мизинчик.

Они пили чай из стаканов, а хозяйка – тетя Груня – с блюдца, неторопливо сдувая парок, держа блюдце обеими руками. И сидела она чуть в сторонке, наискосок от Голубева и Любы, как бы подчеркивая этим свою обособленность от них. И он снова испытывал от этого безнадежное и грустное волнение. Потом хозяйка очень быстро прибрала со стола и начала мыть и перетирать столовым рушником посуду, а Люба придвинулась к стенке и развернула на скатерти какую-то зачитанную, пухлую книжку. Читала и, прижав пальцем строчки, напряженно и ждуще поглядывала в окно, в ночную тьму за стеклом.

Голубеву захотелось узнать, что именно она читает, он пересел ближе и положил руку на спинку ее стула. А хозяйка тотчас заметила что-то в этом его движении, спросила, как бы между делом, отвернувшись к настенному шкафчику:

– Василий-то зайдет нынче или – не пойдете?

– Должен зайти… – не поднимая головы, одними губами откликнулась девушка вроде бы равнодушно, но тут же не утерпела, снова глянула в черноту окна, раздернув занавески.

И тут же раздался стук в двери, грубый и требовательный.

Двери в чулан были распахнуты по-летнему, а крайняя дверь запиралась изнутри на крюк без всякого натяга, и отсюда слышно было, как дергается и звякает он в петле. На крыльце топтались тяжелые шаги.

– Любка! Открой! – донесся оттуда хрипловатый и как бы обиженный, бубнящий голос. – Чего затырилась, когда сказано было!

Девушка с досадой хлопнула по развороту страниц ладошкой и просительно глянула на хозяйку:

– Ну что ты будешь делать – опять он! Хоть на край света бежи!..

– Сиди, – сказала хозяйка коротко и твердо.

Кинула полотенце через плечо и, шагнув через порог, спросила, не отпирая дверей:

– Ты, что ли, Гентий?

– Ну я! – донеслось снаружи, и крючок перестал звякать. – Чего закрылись?!

– Уходи, парень, не морочь голову! Людям спать пора, – сказала хозяйка строгим голосом, не допускающим никаких возражений.

– А я те говорю – открой! – хрипло с угрозой донеслось оттуда, и крючок снова запрыгал, затрясло дверь.

– Уходи, участковому позвоню! – предупредила она.

– Я те позвоню, старая калоша! – рявкнул пьяный голос, и дверь заходила судорожно, с придыханием. – Я не к тебе! Любка пускай выходит!

Люба вышла в прихожую и сняла телефонную трубку. Но квартира участкового, по-видимому, не отвечала, телефонистка что-то объясняла Любе. Голубев оказался рядом и слышал далекое и слабое бормотание в трубке.

На крыльце вроде бы утихло, но в окне распахнулась неожиданно форточка, и в ней показались две растопыренные ладони. Они схватились за край переплета и вслед за ними явилось бледноватое, скуластое лицо с моргающими глазами и напущенной до самых бровей челкой. Голубев наконец-то увидел Гения.

Парень стоял на завалинке и пытался просунуться в форточку головой, часто моргая от яркого комнатного света.

– Ты брось звонить, он один хрен не услышит, – заорал он Любе. – Он у Арсяпиной косы в засаде, ночных рыбаков пошел штопорить! Ты давай, выходи, не тяни резину!

– Уходи! Закрой форточку! – клацнув трубкой, Люба отскочила от подоконника. – Я ж сказала!..

– Не доводи до греха! – угрожающе прохрипела голова. – С рогатым фраером все одно ходить не дам!

Голова исчезла, по-над завалинкой протопали быстрые шаги, и снова затряслась дверь. Теперь он бил сапогами, бесновался, выкрикивая ругательства:

– Выходи, дура! Я с тебя… шахиню Соррею сделаю! Я тебе железные зубы вставлю по безналичному! Не туда смотришь!

Голубев стоял у зеленого лимона, стиснув челюсти, не зная решительно, что ему делать в этом дурацком положении.

– Может, все-таки открыть ему? Дверь вышибет..»

– А-а, вы токо это и можете! «Дверь вышибет!» – отмахнулась хозяйка и, отойдя к печке, вооружилась кочергой.

«Вот, пожалуйста! Типичный случай из тех, что проходят под рубрикой «Не проходите мимо!». А что, в самом деле, можно тут сделать? Отпереть и схватиться с пьяным врукопашную или как? Милиция, как всегда, занята другими, более важными мероприятиями, и ты – один, лицом к лицу с негодяем… Но надо же что-то делать?»

Крючок жалобно звякал в петле.

– Откроем? – оглянулся Голубев в сторону кочерги,

– Да у него-то теперь либо нож, либо палка в руках… – предупредила Люба. Она стояла совсем близко, Голубев увидел ее расширенные зрачки.

– Открой, Любка, хуже будет! – бесновался Гений и бил сапогами в гукающую дверь. – Я с тебя… Я до тебя до-бе-русь!