Осиновая корона (СИ)

В отличие, вероятно, и от тех, кто отправил его в это бесчеловечное плавание, — или, скорее, в обречённое не провал посольство… Хотя, может быть, и не стоит оправдывать себя. Может быть, кто-то другой добился бы успеха там, где он провалился?

Шун-Ди очень устал. Только вчера он ступил на твёрдую землю — и вот сегодня уже стоит перед надменными Советниками в шелках и перстнях. Ни один из них — красивых, умащённых благовонными маслами из его лавок — не провёл полтора года в бедах и лишениях. Они оставались здесь, на Рюе — правили, наслаждались жизнью… А Шун-Ди рисковал собой, даже не зная толком, во имя чего.

Рисковал, как подобает воину. Рабу-воину — тому, кто не задаёт вопросов… Не командующему и не купцу.

«Я сам согласился на это, — напомнил себе Шун-Ди, прикрывая глаза, утомлённые огнистой желтизной. — Сам подписал тот договор… Сам говорил, что это честь для меня. Сам снарядил корабль и отплыл. Теперь поздно жалеть».

Действительно, поздно. Жрецы Прародителя сказали бы, что он уже совершил свой выбор — свернул на повороте дороги-жизни, поэтому теперь не вправе ничего изменить. А вельможи из Светлейшего Совета вправе отчитывать его, как мальчишку.

— Правильно ли мы поняли, Шун-Ди-Го? — промурлыкал один из Советников — тот, с кем Шун-Ди беседовал полтора года назад, до начала злосчастного плавания… Го — к нему обратились, как к юноше, подчеркнув возраст и, соответственно, невысокий статус. Шун-Ди безучастно скользнул глазами по волнистым лучам солнца на мозаике. Возраста, начиная с которого это обращение к мужчине снимается — двадцати двух вёсен — он достиг уже три года назад. Очевидно, Советники не знали об этом. Или предпочли сделать вид, что не знают… — Кентавры и морской народ тоже отказались от союза с нами?

— Не совсем, досточтимый Ар-Эйх, — вздохнул Шун-Ди. — Как я уже говорил, они не отказались от союза совершенно — просто примут его лишь на условиях, которые поставят сами. И лишь после того, как узнают всё о целях союза… О том, какая именно помощь от них понадобятся. И что они получат взамен.

Другой Советник, справа от Ар-Эйха, постучал по подлокотнику кресла длинными смуглыми пальцами.

— Ты подразумеваешь, что они настроены враждебно, о Шун-Ди-Го?

— Нет, досточтимый. Я подразумеваю только то, что сказал.

Шун-Ди надоело повторять одно и то же — чем он занимался с самого утра. Он уже понял, что ему никак не представить своё путешествие в выгодном свете. Ни добытые товары и диковинки, ни свитки с путевыми записями, ни подробная карта западного материка не убедили Советников — так разве способны убедить просто его слова?…

— Отчего же тогда они не принимают нашу дружбу? Ни твои дары, ни речи магов, что были там с тобой, не заставили их изменить решение?

— Нет, досточтимый. Я думаю, они просто… опасаются. И не желают вмешиваться в чужие распри, особенно если это вмешательство не принесёт им никакой выгоды. Такое нежелание можно понять.

Шун-Ди решил говорить начистоту — и сразу почувствовал, как воздух в янтарном зале задрожал от напряжения. Казалось, даже ветерок, вольно гулявший между двумя рядами овальных окон, внезапно затих.

— Кто же говорит о распрях, Шун-Ди-Го?! — Ар-Эйх сокрушённо покачал головой, а его сосед слева всплеснул руками — так, что звякнула связка браслетов с мелкими рубинами. — О подобном и речи не шло, уверяю тебя… Мы только предлагали жителям западного материка дружбу и сотрудничество, вот и всё. У Светлейшего Совета и в мыслях не было вмешивать их в войны Минши — даже если вдруг случится так, что наше мирное государство будет снова в них втянуто (да не допустит этого Прародитель)… Мы надеялись, что ты дашь им это понять.

О да. Шун-Ди с удовольствием посмотрел бы, как раздушенные Советники «давали бы понять» это кентаврам с их не знающими промаха стрелами или русалкам, наречие которых ни один маг из их группы не освоил на приемлемом уровне… Или полуптицам-майтэ, которые прятались в листве, едва завидев людей, и на всё отвечали бессвязными трелями. Или оборотням…

В особенности оборотням.

Жар возник в животе Шун-Ди и горячей волной ринулся к щекам. Он поспешно отбросил все мысли о Двуликих — и все мысли, близко или отдалённо с ними связанные. Он не это пришёл обсуждать.