Осиновая корона (СИ)

Как бы там ни было, её жениха больше не существовало в мире живых — и, утопая в сотне новых вопросов, Уна проворочалась в постели ещё одну ночь, кусая губы от ноющей боли в висках. Это значило, что краски праздника в Рориглане померкли, а тётя Алисия и дядя Колмар сразу поникли, словно стыдясь своего укутанного в пелёнки счастья.

Однако это значило и ещё кое-что: теперь Уна свободна от своей клятвы. Она не обязана выходить замуж этой осенью. У неё наконец-то есть право рассказать матери и отцу о магии, что кипит в её крови, — рассказать хоть завтра. И найти учителей в Долине Отражений, как подобает волшебникам.

Как когда-то сделал лорд Альен.

Но он сделал ещё больше: отрёкся от титула и земель, порвал с семьёй и (как бы ни восхищалась им тётя) построил свою новую жизнь на чужом горе. Неужели Уне придётся совершить то же самое?

Свернувшись под одеялом в спальне для гостей, она вздрогнула и притянула колени к груди. Неужели где-то в глубине она немножко рада гибели Риарта?…

Уна крепко зажмурилась и стиснула в кулаке синий камень кулона. Звёзды сурово, как судьи, заглядывали в узкое окно; ей не хотелось их видеть.

— Я рада не его смерти, а своей свободе, — прошептала она в темноту. — Если это грешно, пусть мне простится.

Уна не заметила, как скатилась с кровати в сон — наверное, около часа спустя.

…Она очутилась в покоях отца. Только он, как всегда морщинистый и изжелта-бледный, не лежал под меховым одеялом, а стоял возле постели. Уна никогда не видела отца на ногах, но почему-то не удивилась.

— Уна, — выдохнул он — и тут же начал рассыпаться на части, истаивать по песчинке. Губы его стали тонкими и сухими, точно полоски старого пергамента. — Что ты здесь делаешь?

— Не знаю, — ответила она, спокойно глядя на то, как худое тело лорда Дарета, кусочек за кусочком, превращается в пустое место. — Кажется, я заблудилась, отец. Это снова Кинбралан?

— Отец? — со странной улыбкой переспросил он. — Конечно, Кинбралан, дорогая моя. Мы, Тоури, всегда в Кинбралане… Неизбежно. Смотри.

Рукой с набухшими синими жилами (через миг не стало кончиков пальцев, ещё через миг — всей ладони) отец обвёл комнату, и на этот раз Уна узнала покои матери. То самое кресло, каминная полка, резной туалетный столик, шкаф с платьями… На кровати, под пологом, свернулась золотисто-рыжая спящая лиса. Её треугольные уши очаровательно топорщились, грудку украшал белый «воротник». Уна протянула руку, чтобы погладить красавицу — и отшатнулась, почувствовав мёртвый холод.

Из лисьей шеи торчала стрела дяди Горо. Под наконечником расплылось кровавое пятно.

— Видишь, Уна? — грустно спросил отец, который всё ещё оставался здесь. Точнее, одна его голова полупрозрачным сгустком тумана висела в воздухе, а всё прочее пропало, поглощённое немощью. — Смерть не уходит отсюда. Никогда.

Когда он кивнул на постель, лису покрыл ворох ярко-алых лепестков роз. Уна никогда не видела столько роз сразу — даже в пышных садах южного Ти'арга. Лепестки засыпали постель, как сгустки крови; мёртвая лиса исчезла под ними почти целиком.

Уна попятилась и вжалась спиной в каменную стену — холодную и сырую от плесени. Тут не было расшитого цветами и плющом гобелена, который на самом деле висел в комнате матери.

— Мне страшно, отец, — призналась Уна, обращаясь уже к бесплотному призраку. — О чьей смерти ты говоришь? Убит Риарт из Каннерана, мой жених, но наша семья ни при чём…

— Смерть и измена, Уна, — прошелестел лорд Дарет. Лепестки на кровати матери съёжились и почернели. Чёрные розы тут же заполонили спальню — они прорастали сквозь стены и пол, свешивались с потолка. Чёрные розы и терновые шипы — совсем как в видении о чьём-то давнем колдовстве, которое настигло Уну на чердаке, в бывшей почтовой голубятне. — Смерть и измена… Все мы «при чём», ибо они совершаются постоянно, снова и снова, а возмездие приходит годы спустя. Ничто в Обетованном, ничто в целом Мироздании не делается безнаказанно. Прошлое ловит твою мать и топит её во тьме. Прошлое схватит и тебя, о моя дорогая, моя единственная… Ты никогда не спрячешься от осин Кинбралана, чьи ветви дрожат в тебе. Ты никогда не сбежишь от прошлого.

Могильный холод окружал чёрные бархатистые бутоны — такой же, как в теле убитой лисы. Уна обхватила себя руками, тщетно пытаясь согреться.

— Я не понимаю, отец! — не вытерпев, закричала она. — Что сделала моя мать? Как смерть Риарта связана с нашим прошлым?… Пожалуйста, не уходи!

— Я не отец тебе, Уна, — раздался еле слышный ответ.

И Уна осталась одна среди чёрных роз и холода.

…Она проснулась незадолго до рассвета.

Они уедут из Рориглана после завтрака. На похороны Риарта уже не успеть, но мать, наверное, объявит в Кинбралане траур — короткий, как по дальнему родственнику.

Время ещё есть.

* * *