Осиновая корона

— Знаю, Сар-Ту, — серьёзно кивнул Шун-Ди, раздумывая, что бы это могло значить. Обычно Сар-Ту не разбрасывался такими признаниями. — Я знаю это и ценю. Если вопрос в доплате…

— Нет, — Сар-Ту поморщился, и львиная морда, наколотая на его щеке, точно растянулась в ухмылке. — Плата была щедрой. Я сдержал своё слово, а ты своё — как надо, — он помолчал, неотрывно глядя на Шун-Ди; под этими чёрными выпуклыми глазами тот почувствовал себя маленьким и жалким. Более жалким, чем Иней — у того хотя бы есть когти и острые зубы… И (в перспективе) раскалённый пар. — Я не задавал вопросов.

— Это я тоже ценю, — заверил Шун-Ди, беспокоясь всё сильнее. Он вдруг начал жалеть, что Лис ушёл.

За спиной Сар-Ту гребцы, обступив мачту, спускали последний парус, который потемнел от влаги и сильно выцвел: в нём еле угадывался красный цвет Минши. Гребец, сидящий наверху, никак не мог справиться с узлами; он сплюнул на палубу (на «Русалке» — дерзкое нарушение дисциплины), а потом громко и цветисто выругался. Его товарищи заржали, прикрывая руками рты.

Сар-Ту даже головы не повернул. Он (неслыханное дело) был полностью поглощён разговором с Шун-Ди.

— Не задавал, — тяжело повторил Сар-Ту. — Но мог бы.

— Мог бы, — Шун-Ди не стал отрицать очевидное.

— Плаванье было странным. Море гневалось. Мне давно не было так погано на сердце во время рейда, Шун-Ди-Сан, ты уж прости. И то, что в этот раз мы не отчитались перед Светлейшим Советом… — Сар-Ту покачал большой головой, но вывода не озвучил. — Мне многое не по душе, короче говоря. И ребятам тоже. Они жаловались, что по ночам на палубе видели лису.

Сар-Ту умолк, без всякого выражения глядя на Шун-Ди. Тот принял самый невозмутимый вид, на который был способен, и чуть нахмурился.

— Лису? Действительно, странно. Может, кто-то прихватил с собой лишнюю фляжку хьяны или вина? Только для себя, то есть. Не сомневаюсь в твоих гребцах, Сар-Ту, но всякое ведь…

— Лису, — продолжил Сар-Ту, — а ещё золотые искры. И все как один говорят: воздух гудел и дрожал, всё равно что перед бурей. А глаза у лисы светились, как у морской нечисти. Не как у нормальных лис, Шун-Ди-Сан.

— Необычный случай, согласен. Однако…

— На «Русалке» никогда не бывало нечисти, господин мой, — безжалостно перебил Сар-Ту. — Много кто был, да и сам я, чего там, грешил перед Прародителем: возил и мечи с копьями, и хьяну, и воздушный порошок, и темнящие травы. Раньше — рабов. Но нечисти не было. И магов не было.

— Сар-Ту, послушай, я сам не знаю, о чём ты…

— А вдобавок стало пропадать мясо. Запасы вышли на три дня раньше, чем расчёт был, — Сар-Ту опять покачал головой; его жёсткие патлы, вряд ли знакомые с мылом и гребнем, укоризненно заколыхались. — Для «Русалки» я лично расчёт веду, Шун-Ди-Сан, да и ты в этом деле не промах. Ни разу такого не было. И не могло быть, если б всё шло как положено.

Шун-Ди затравленно вздохнул и плотнее запахнул плащ. Холодало. Хотя Сар-Ту не двигался с места, ему упорно казалось, что великан теснит его к перилам, к краю палубы, и мечтает отправить вниз — чтобы наниматель поглотал прибрежную гальку.

— Что ж, наверное, я и правда виноват перед тобой, Сар-Ту. Я должен был объяснить…

— Ты не должен был водиться с этим, — в одно слово бывший пират вложил столько отвращения — будто говорил о жизни на суше или чистенькой чиновничьей службе на каких-нибудь отдалённых островах. — С этим… Менестрелишкой. Или кто он там, уж не знаю и знать не хочу. Но теперь уже поздно, да и твоё это дело, Шун-Ди-Сан. За твоего отца я бы сам себя нарезал на ужин для акул, — взгляд Сар-Ту потемнел; он сжал кулаки, и косточки браслетов сухо брякнули друг об друга. Шун-Ди сразу понял: это вовсе не шутка и не преувеличение. — Нарезал бы и поджарил.

— За моего опекуна, — машинально поправил Шун-Ди. Он ни разу не назвал старика-воспитателя отцом: им обоим такое не пришло бы в голову. — Не отца.

— Неважно, — сказал Сар-Ту. — Так или эдак… Я помог тебе бежать, Шун-Ди-Сан. Тебе и… Этому, — капитан протянул Шун-Ди открытую ладонь — бугристую, покрытую словно тонким панцирем вместо кожи: так её обработали соль, верёвки и морской ветер. Шун-Ди растроганно пожал ему руку. — Я сам решил, что не выдам вас. И не выдал. Я давно дал слово и держу его, так что… — Сар-Ту разорвал рукопожатие и ткнул пальцем в ящик, который по сходням как раз стаскивали на берег двое гребцов. — Знаешь, что в том ящике?

Шун-Ди прищурился, проверяя: нет, это определённо не тот самый ящик. Не ящик из-под Вещи, как они называли его между собой с Лисом. Да и Лиса не видно — тот должен был проследить, чтобы Иней до конца выгрузки вёл себя тихо.

А при необходимости — убедить гребцов и матросов в порту, что так всё и было. Лис это может.

— Не знаю, Сар-Ту. Партия какого-то из моих масел?

— Нет, Шун-Ди-Сан. Там большая оловянная штуковина, выкрашенная под серебро, — густые брови Сар-Ту сошлись на переносице; Шун-Ди с досадой почувствовал, как подпрыгнуло, ударившись о рёбра, сердце. — Вельможа из Совета дал её мне. И заплатил — примерно столько же, сколько ты. Как раз перед нашим отбытием.