Осиновый кол прилагается

Ответом мне был грубый пинок. Меня заставили переодеться в грязный бесформенный балахон, напоминающий мешок для бахчевых культур. Потом меня как животное затолкали в деревянную клетку, прибитую к телеге, в которую была впряжена чахлая лошадёнка. Седобородый возничий влез на козлы, крякнул и погнал кобылу. Телега ехала со скрипом, подпрыгивая на ухабах. Пару раз мне казалось, что клетка со мной перевернётся и, что, вероятно, в этом и был замысел. Однако через пару часов передо мной открылась знакомая панорама Сторнула. Единственное о чём я в этот момент жалела, что не «обласкала» маркиза отборными непечатными словами. Вот что толку было любезничать с этой паскудой?

Кучер издал протяжное «пррру — у — у» и лошадь остановилась. Стражник отворил клетку и потащил меня за собой. А потащил — потому что я едва поспевала переставлять ноги.

Холодный воздух пробирал до костей, и я буквально тряслась от холода. А ещё меня мучала дикая жажда. Дождя! Пожалуйста, хоть несколько живительных капель! Я задрала голову — на небе ни облачка.

Меня притащили на площадь и заставили влезть на подмостки. Слева невдалеке возвышались две виселицы. Но страха не было, наверно весь растерялся в хижине Кориэллы. Остались только холод и жажда.

Зазвучала обличающая меня тирада о том какая я распутница и обманщица. Речь произносил некий престарелый слуга закона и делал это настолько картаво, что членораздельные слова проскальзывали только через раз. Слева и справа от меня стояли облачённые в сталь конвоиры.

Я окинула взглядом собравшихся, многих узнала. Мы с Тилли почти всех жителей успели обойти, помогали, советовали. А что теперь? Они смотрят на меня глазами полными злобы. От былой заискивающей любезности не осталось и следа.

Обличитель затих. Видно закончил. И тут слово взяли знакомцы из толпы.

— Она несла ересь, мол мужчина в ответе за пол ребёнка! — Прорвался сквозь гул раскатистый басовитый выкрик.

— Она заставляла нас есть плесневый хлеб, болотную слизь и паучьи лапы! — Донёсся визгливый женский голос.

— Она толкала меня к разврату! — Знакомый девчачий голос. Каллиста.

— Она носила мужскую одежду, выдавала себя за парня! — Подхватил мужской голос.

— Она жила с мужчиной во грехе!

— Она околдовала мастера! Сжечь ведьму!

— Повесить развратницу!

— Сжечь ведьму!

— Повесить!

Я закрыла глаза, неприятно было глядеть на перекошенные от гнева лица. Лица тех, кто совсем недавно с благодарностью кланялся в пояс, желая доброго здравия и долгих лет.

Но очевидно, выкриков жителям Сторнула показалось мало и в меня полетели камни. Один из них попал в плечо, я вскрикнула от неожиданной боли.

— Прекратить! — Пытался унять разъярённую толпу один из конвоиров, но, сам едва увернулся от пролетевшего булыжника.

И тут я услышала голос, грозный, полный негодования, но от которого на сердце потеплело и по телу пробежали сладкие мурашки.

— Жители и стражи Сторнула! Я — наследный сын маркиза всей Виены, граф Натаниэль Кристан, приказываю вам отпустить эту невинную девушку!

Натаниэль Кристан сидел верхом на своём гнедом жеребце, полы его бархатного камзола развивались в такт движениям лошади, серо-голубые глаза горели яростью.

В толпе пронеслось роптание. Мужчины сняли шляпы, женщины завороженно уставились на величественного всадника.

— Ваше сиятельство, прямой приказ вашего батюшки, не смеем нарушить, — поклонился конвоир.

Натаниэль вскинул подбородок, окинув стражника пренебрежительным взглядом, а потом повернулся к толпе:

— Задавались ли вы вопросом, жители Сторнула, когда я унаследую Виену вместе с вашим городом и титулом маркиза, буду ли я так добр, что стану раздавать урожай из своих кладовых в голодные годы? Буду ли я так милостив, что не удвою подати? Буду ли я так благосклонен к вам, что не стану наказывать пятьюдесятью ударами палок тех, кто захочет покинуть мои владения? — аристократ сделал круг на Вихре, наслаждаясь тем эффектом, который имела его речь, а эффект был очень сильный: ярость на лицах сменилась почти животным испугом, а граф продолжил: — Я запомню этот день и ваши злодеяния, жители Сторнула, если вы тотчас же не уберётесь отсюда.

Свирепая толпа, жаждущая зрелищ и мести, разбрелась как побитая свора собак. Если бы я уже не влюбилась в Натаниэля по уши, это произошло бы сейчас. Когда он, не слезая с жеребца, приблизился, я поняла, что глупо улыбаюсь, не смея отвести глаза от будущего маркиза. Он посмотрел на меня и его взгляд из безжалостно-холодного сделался таким нежным, что защемило в груди.

— Не бойся, сердце моё, я вытащу тебя, чего бы это не стоило, — проговорил он и я ему искренне поверила.

Нам не дали возможности подойти друг к другу, но я всё равно чувствовала себя почти счастливой.

Конвоиры провели меня мимо позорного столба, к которому, очевидно, должны были привязать и удары плетей меня тоже мягко миновали благодаря заступничеству сиятельного Натаниэля. Но в темнице всё же заперли.