Осиновый крест урядника Жигина

— Но Зельманов же не сознался! — вскрикнул Азаров и даже на стуле подпрыгнул. — Вы что, так и отпустите его?! Чистенького и не замаранного? Он ведь главный, он все придумал!

— Сейчас не сознался, завтра сознается, а послезавтра будет ползать на коленях, взывать о милосердии и будет утверждать, что на него нашло временное помутнение рассудка. А отпускать я его никуда не отпущу, он у меня вот где! — И Полозов вскинул крепко сжатый сухой кулак, будто погрозил вслед ушедшему Зельманову.

— Если так… — Азаров поднялся со стула, но замешкался, прежде чем выйти, спросил: — Коньяка сегодня, как я понимаю, уже не будет?

— Нет, уважаемый, не будет, — посочувствовал Полозов, — казенные деньги на коньяк тратить непозволительно, а на свои покупать мне сегодня жалко стало. Ты уж прости… Ступай, Азаров, молись…

Оставшись один, Полозов долго писал на доске непонятные закорючки, щелкал на счетах, и так увлекся, что, когда глянул на часы, спохватился и выскочил из кабинета, даже не вытерев руки от мела — опаздывать на прием к генерал-губернатору было чревато большими неприятностями.

Но на его счастье генерал-губернатор оказался занят, хотя секретарь не преминул посмотреть сначала в журнал, затем на часы, и покачал головой. Но выговаривать за опоздание не стал, лишь сухо доложил:

— Придется подождать, Константин Владимирович. Комиссия из Петербурга, все еще беседуют.

«Это очень даже хорошо, что беседуют, — подумал Полозов, — по крайней мере, я своим опозданием не испорчу настроения Александру Николаевичу. А вот докладом своим, пожалуй, точно испорчу…»

Но настроение генерал-губернатору испортили еще задолго до той минуты, как в его кабинете появился полицмейстер. И догадаться об этом было несложно, потому что Александр Николаевич не восседал, как обычно, в своем высоком монументальном кресле, а маршировал вдоль кабинета, упирался в стену, делал поворот на ать-два и снова маршировал — до другой стены. Тяжелые, бархатные шторы на окнах вздрагивали и покачивались от тяжелой поступи.

Полозов, перешагнув порог, благоразумно вытянулся в струнку и замер, ожидая приглашения. Но приглашения не последовало. Александр Николаевич продолжал маршировать, хотя прекрасно видел, кто стоит у порога. Вдруг сбился с шага, словно его в грудь толкнули, остановился и негромко, себе под нос, произнес:

— Ждали с моря на парусах, а они из задницы на телеге…

И еще что-то добавил, совсем негромко и неразборчиво.

Широким шагом прошел к креслу, сел и наконец-то пригласил полицмейстера:

— Проходите, Константин Владимирович, без церемоний, не на параде. Да не стойте истуканом, сказал же — не на параде. Мне сейчас столичные гости такой ушат на голову опрокинули, что места себе найти не могу… И вы, чую, такой же ушат помоев притащили. Выливайте… Что там у нас? Ограбление в Сибирском торговом банке? Парфенов, Зельманов и прочие… Докладывайте. Только бумаги мне не суйте, своими словами, по возможности, кратко…

— Я постараюсь, Александр Николаевич, но боюсь, что кратко не получится.

— Докладывайте, как получится.

— Около двух лет назад, точного срока назвать не могу, господином Парфеновым овладела модная идея — построить до приисков железную дорогу.

— Что за глупость! Золото вагонами возить?

— Для золота вагоны не нужны, а вот доставлять на прииски инструменты, механизмы и многое другое — очень даже выгодно. Но и это не главное. Основная причина заключается в том, что именно в этой местности найдены огромные запасы медной руды.

— Почему я об этом не знаю? В первый раз слышу!