Осип Мандельштам и его солагерники

Став в 1991 году членами Мандельштамовского Общества (можно сказать, с первой секунды его основания), оба живо интересовались всеми новостями и публикациями Мандельштама или о Мандельштаме, а если здоровье позволяло — приходили на заседания общества. Два бедных пенсионера, Нина Владимировна и Борис Николаевич, были, кажется, единственными людьми во всей России, кто упорно пользовался своим уставным правом не только платить взносы, но и делать пожертвования в пользу нищей организации!..

За те почти 15 лет, что я был знаком и дружен с ними, я не переставал восхищаться врожденным оптимизмом и сердоболием Нины Владимировны, а главное — красотой ее вечно неспокойной и неискоренимо доброй и наивной души. Ей постоянно хотелось кому-то помочь, кого-то согреть, кого-то утешить, кому-нибудь что-то подарить или послать.

Когда же здоровье перестало отпускать их далеко от дома — участились мои визиты в их тесную, но такую радушную квартирку на Усиевича. И ни разу такого не было, чтобы у Нины Владимировны не оказывалось чарки домашнего осетинского вина и какой-то дивной — удивительно простой и вкусной — кавказской снеди.

Нина Савоева умерла 13 марта 2003 года, а 15 июня 2004 года, спустя 15 месяцев, не стало и Бориса Лесняка. Позади остались более полувека их знакомства и семейного счастья. Трудно говорить о них по отдельности, настолько единое и нерасторжимое целое они составляли. И, хотя Борис Николаевич, бесспорно, играл в их союзе строгую, казалось бы, роль рационалистического начала, их общий знаменатель сводился скорее к иному — к той феноменальной открытости и доброте к людям, которую оба излучали практически во всем и которая запечатлелась в их книгах, в их устных рассказах и, что особенно эфемерно, в их неповторимых улыбках.

Светлое чувство от жизненного соприкосновения с четой Савоевой и Лесняка не покидает меня и сейчас.

3

Вернемся еще раз в конец лета 1940 года, когда Н. В. Савоева в составе большой группы молодых выпускников 1-го Медицинского скорым поездом Москва — Владивосток отбыла во Владивосток.

Н. В. Савоева вспоминала:

«Городок на Второй Речке Владивостока не очень гостеприимно, без особого комфорта принял группу транзитных пассажиров, ехавших на Колыму. Еще несколько лет тому назад этот городок являл собою пересыльную зону ГУЛАГа для заключенных всех мастей и статей, направляемых на золотые прииски и оловянные рудники с правом умереть там от стужи, голода и непосильной работы. Теперь эту зону перевели в Ванино и Находку. А Владивосток принимает договорников»[487]

В ожидании парохода в Нагаево, как вспоминала Савоева,

«…молодых врачей попросили помочь на кухне, так как нагрузка на поваров была большая. Поварами, раздатчиками, уборщицами работали в основном женщины. И наша группа врачей на 80 процентов была женской. Одна из поварих работала здесь еще в лагерной кухне, когда этапы заключенных шли непрерывными потоками. Думаю, что и она сама была тогда заключенной с небольшим сроком по бытовой статье. Она со мной разговаривала доверительно, мне было интересно ее слушать. Я ходила к ней в гости несколько раз, и в беседе без свидетелей как-то она мне сказала:

— Хотите, я покажу вам в вашем бараке место на нарах, где умер в 1938 году известный поэт Мандельштам? Он был уже мертв, а соседи по нарам еще два дня получали на него хлеб, завтрак, обед, ужин. Он был известен еще до революции…

Мне это имя было тогда еще не знакомо, но я запомнила его в связи со столь трагической судьбой этого человека»[488].

Молодая медичка хорошо запомнила то, что тогда услышала и увидела…