«В добавление к устному сообщению о том, как обсуждается заявление П. Рожкова против меня в Союзе Советских Писателей — сообщаю следующее:
— Партгруппа вместе с парткомом выделила комиссию для разбора заявления П. Рожкова и фактов, изложенных в нем.
В комиссию вошел и Феоктист Березовский, делом которого я занимался вместе с партколлегией по Московской области, по Вашему поручению. Это дело Вам известно (Березовский бегал от большевиков к меньшевикам, укрывал службу сыновей у Колчака, поддерживал зятя — белого контрразведчика и т. д.). Березовский и раньше не скрывал своего резкого отношения ко мне.
Свою же работу в комиссии по разбору заявления П. Рожкова он начал с того, что огласил на комиссии заявление против меня из 16 пунктов. Это заявление до сих пор неизвестно ни партгруппе, ни мне.
Сегодня мне стало известно, что Феоктист Березовский[112] собирает против меня материал и письменные показания даже за пределами Союза Советских Писателей. — Он вызывает и ездит сам на квартиры к людям, ранее работавшим в аппарате Правления ССП и уволенным мною по совету из НКВД (капитана госбезопасности т. Журбенко) и за упущения и проступки по работе.
Когда я спросил председательствующего в комиссии — зам. секретаря парткома т. Оськина — знает ли он об этом факте, т. Оськин подтвердил, что это — правда, и что Березовский уже передал показания одного из уволенных мной…
Тут особенно выразительна ссылка на капитана госбезопасности Журбенко, дающего Ставскому указания, кого увольнять, а кого нет!
За неделю до этого, 28 октября, Ставский записал в дневнике:
«С т. Л. Мехлисом. 1. Не управляюсь. Осложняется дело заявленьями: 1) Рожкова, 2) Марченко, 3) Ляшкевича, 4) Кулагина, 5) Лахути. РК пересылает Шкирятову, а мне ни одного доклада в районе. 2. Комиссия — по предложению Березовского — меньшевик»[114]
…Но, защищаясь, Ставский не забывал и о своих текущих делах. Тем же днем датирована следующая запись:
Зачем занадобился Ставскому его старый кореш, можно понять из записи в дневнике назавтра: «О
Видимо, у Ставского накопилась критическая масса писательских заступничеств за О. М. (а может, и доносов), и он решил уделить этому вопросу какое-то время. Расспросив Костарева обо всем, что тот знал об О. М. на текущий момент, он устроил что-то вроде совещания с Сурковым и, возможно, Павленко по поводу О. М., для чего даже решил прочитать, наконец, стихи последнего, на чем их автор так громко настаивал еще с воронежских времен. Тогда-то, возможно, Ставский и передал Павленко сами стихи и попросил его написать «рецензию» на них. Несомненно, он проконсультировался, по обыкновению, и с капитаном Журбенко, выполнявшим при Ежове ту же роль, что Агранов при Ягоде.
И вот у такого человека бедный Осип Эмильевич ищет защиты и покровительства?!. У своего, без тени преувеличения, палача?!.